Рассказ про охоту, описаны быт охотников и пришествия на охоте. Охотничьи рассказы Сибирские рассказы про охоту

Общаясь с охотниками-промысловиками, знаю что некоторые пишут рукописи.
Уговорил одного поделиться с нами его трудом.
Звать его Владимир Бельды, а рукопись в электронный вид перевела его дочь Татьяна Гейкер.

Первая история.

1986 год.

Год тяжелых испытаний. Переброска на новые неизведанные охотничьи угодья по горной речке Тормасу. Зимовий нет, кроме одного старого, ниже устья ключа Звериный, которое, когда-то давно построил дед Колоды Кимонко. Раньше они били нартовики через перевал Бира на Тормасу.
Обычно после новогодних праздников, к тому времени речки сковывало морозом и снега выпадало порядочно. Тормасу в переводе – «сильно водянистая» из-за постоянных наледей и больших паводков.
В этот год заезд на охот участок р. Тормасу был очень долгий. Угодья выделили новые, неизвестные. До этого охотился на Анюе ниже ключа Муху. Как заезжать, не известно. Директор Коопзверпромхоза Владимир Михайлович Болтрушко, отправляя, сказал: «Будет вертолет на р. Борбасу, ждать там.» Загрузили вещи, продукты, боеприпасы на автомашину, и вместе с Николай Головичем Одзял, доехали на место. Участок, среднее течение р. Анюя, устье Борбасу. Охот угодья Головича. Но когда будет вертолет Рыб инспекции? По рации сказали ждать. Но ожидание затянулось на неделю. Вертолетная площадка была рядом с зимовьем. Весь багаж на площадке. Но каково сидеть и ждать. Все охотники уже начали работать, а я в ожидании. Приезжали ребята удэгейцы с поселка Арсеньево, на лодках, забрасывали Юру Амуленко на Тормасу. Хотели и меня забросить, а вертолет уже будет завтра, пришлось отказаться. Да к тому же, до самого места не доехать - заломы на речке.
30 октября после обеда прилетел долгожданный «Ми»». Кое-как взлетели, летим над Тормасу верх, река петляет. Пилот местами спрямляет путь. Внизу видны две лодки ребят удэгейцев возле зимовья. Значит уже рядом. Летим через большой кривун на речке. По карте где-то здесь. Показались какие-то строения на правом берегу речки. Садимся на левом берегу – удобная коса, как площадка.
Ну что, ребята, подождите, пока я разведаю, что за строения, может не там приземлились. Сопровождал меня Сергей Петрович егерь КЗПХ. Давай быстрей, подождем немного. Пока нашел брод. Осмотрел развалины строений. Жить невозможно. Вертолет взмыл в воздух, оставив на косе все мои вещи. Их тоже понять можно. Вечерело. Что поделаешь, надо где-то устраиваться на ночь. Единственно пригодной оставалась баня без крыши с обваленным потолком. Перенес через речку спальный мешок, железную печку, кое-что из продуктов. Печка топится, правда над головой открытое небо, жить можно. Проснулся, на мне слой снега. Романтика, ни кому не пожелаешь такого. Целый день ушел на ремонт потолка. Жерди, солома, земля, которая уже подмерзла, и потолок готов. Решил зимовать без крыши, крыть нечем. Все вроде в порядке, настроил старенькую бензопилу «Дружба» Сухостоя рядом вообще нет, на дрова пошли бревнышки старого амбара. Раньше здесь была база геологов. Свидетельство тому, лошадиная упряжь - чересседельники. По Тормасу шло снежное сало, местами начались забереги, а погода стояла хорошая.
Работая, заметил человека, идущего по левому берегу речки сверху вниз в мою сторону, за спиной рюкзак, на плече ружье. Он перешел на мою сторону. Так я познакомился с Николаем Ветровым, инженером лесоустроителем. Оказывается, на этой базе у них назначена встреча с человеком, отряда стоящего ниже по течению, они все уж закончили летне-полевые работы по лесоустройке. А здесь встретятся, чтобы обменяться, муку на курево. Я ж в свою очередь, поделился с ними, чем мог. Андрей Данилин подошел минут через двадцать после Николая. И так у меня на охот участке стоят два отряда. Ребята сказали, что можно будет поселиться у них, когда они улетят. Борт они ожидали четвертого-пятого ноября, а сегодня второе число месяца.
Николай предложил, пока есть время ознакомить меня с местностью, прогуляться вверх по Тормасу, дойти до старого, но пригодного для жилья зимовья. В тот день я ушел с Ветровым на ихнюю базу, которая находилась в шести километрах от моей стоянки. 3 ноября мы сходили в старое зимовье. Следов соболя было много повсеместно, это меня сильно радовало. Охота должна быть удачной.
Уже вечером Николай связался с нижней базой: «Андрюха, топите баньку, Володя придет к вам в гости четвертого». «Ждем, затопим, - донеслось по рации, пусть поторопится вдруг прилетит борт».
4 ноября двинулся вниз по пойме, где прошли с Николаем. Тропа получилась сказочная, следы наши пристыли. По пути захватил у себя на стоянке банные вещи. Далее через сопку срезал кривун. Тормасу в этом месте делает большой изгиб. Тропа, по которой проходил Андрей, была истоптана изюбрами. Надо бы попробовать добыть. Взяв карабин наизготовку, начал вычислять, куда прошли звери. Они паслись, направляясь в сторону подковы, (мыс вроде утеса) там, где речка делает крутой поворот, это было мне на руку. Зайдя выше их следов начал скрадывать. Заросли лещины, актинидии мешали двигаться. Ветерок донес запах изюбров. Где-то рядом, но пока не видно. Пробираюсь дальше. Бык ничего, не подозревая, появился из овражка неожиданно, неподалеку от него стояли еще две матки. Карабин к плечу, выстрел, все затрещало, топот удаляющихся копыт слышался не долго. Бык оказался смертельно раненым, пробежав около ста метров, он упал, но еще был живой. Добив его вторым выстрелом, принялся за разделку, надо торопиться. Спустив мясо к берегу (хорошо, что под сопку) сделал лабаз, настелил лапником, закидал куски, закрыл шкурой, обтянул нитками от ворон, вроде все. Взял кусок свеженины, (угостить лесоустроителей) пошел по берегу к ним на базу. Там меня уже ждали. Помывшись в бане, выпили понемногу спирта, жаркое тоже было готово.
Вертолет за ними в тот день так и не прилетел. 5 ноября. Морозец за ночь схватил берега небольшими заберегами. Попрощавшись с ребятами, ухожу к себе на зимовье. Надо начинать расставлять капканы. 6 ноября, проходя по ключу «Гнилому», слышал, как пролетел вертолет. Ребята будут дома на праздник.
Через несколько дней пришел на базу Ветрова, ниже ключа «Быстрая». Коля мне оставил на память свой топорик и фонарик.
7 перенес часть вещей, немного продуктов в старое зимовье деда Колоды. Понемногу расставляю капканы вверх по Тормасу. Издалека слышался шум тракторов. Далеко. Через несколько сопок. Вечерело. Думаю идти дальше. Где-то же они работают, перехожу Тормасу на левый берег. Наткнулся на тракторный волок, он шел, через острова, протоки на правую сторону. Пошел по нему, оказывается, трактор ходил на икромет за кетой, людей нет, старые ночлежки, табора, всюду валялась поротая рыба, следы медведей, енотов, колонка были по всему берегу. Солнце исчезло за ближней сопкой. В зимовье возвращаться было поздно, ну что ж вперед так вперед. Вышел по тракторному следу на прошлогодний зимник. Дорога шла через сопки. Шум тракторов стих, но зато изредка было слышно подрывной гул лесовозов. Где же дорога? Как она далеко? Надо где-то заночевать. Пройдя по мостику ключ «Двухрогий.» (тогда еще не знал, как он называется) кабина от трелевочного трактора на подъеме возле дороги оказалась, кстати, дверей и стекол не было. Наломал лапнику на подстилку, закидал внутрь. На улице перед дверцей распалил костер, поставил котелок. Еды было мало. Надо бы приберечь на завтра. Ночь длилась долго. Холодно. Сам виноват, не надо было идти на ночь глядя.
Восьмого утром, попив чайку, пошел дальше. Угодья мои, надо же их осваивать. Расставил остатки капканов из рюкзака. Теперь без остановок быстрее. спускаясь по очередной сопке, вижу человека идущего мне на встречу. Поравнявшись, поздоровались. Так я познакомился со сторожем вахты Гурием Александровичем Дьяковым. Он шел вниз до ключа Солнечного, бывшая стоянка леспромхоза. Там у него есть, где жить, вагончик с печкой. Рыбалка классная хариус, ленок. Мне же в то время было не до рыбалки, сапоги резиновые были все изодранные, надо добираться домой. Гурий говорит, чтобы я на обратном пути заночевал в вагончике, не на улице же.
До полудня был на лесовозной дороге. В тот же день удачно, на перекладных, правда, добрался до поселка. Отдохнул денек, да и надо в тайгу обратно на работу.
10 ноября. Вагончик, где жил Гурий Александрович. Самого не было. Ушел по речке на вахту. Оказался длинный холодный не протопить. Возле печи только тепло. Много дров ушло, чтобы не замерзнуть. Кое-как дождался утра. Решил идти по своему маршруту до своей базы, заодно проверить капканы. Первые трофеи очень радовали: соболя, колонки, енот. Пришлось ободрать шкуру с него. Тащить тяжело.
Добравшись на свою базу, решил заняться рыбалкой. Два дня вполне хватило, чтобы запастись мороженым хариусом и ленком. Для разнообразия таежного рациона рыба будет большим, очень большим подспорьем.

Пошли тяжелые таежные будни. Речку вспучило, вода поднялась. Перебраться на другой берег удавалось не всегда, но мороз все ж - таки делал свое дело. Плеса, где течение, было, поменьше потихоньку сковывало льдом.
Гурий Александрович приходил несколько раз на рыбалку, заодно помогал мне пробивать путики.

***
Мы шли с нижнего старого зимовья вверх по Тормасу на вахту.
Время шло, а старина Гурий Александрович где-то отстал. Наверное, рыбачит. Стоянка, где мы обычно разводим костер, была истоптана. Следы енота были повсюду.
- Надо поставить капкан.
- Нет, будем уходить, тогда настрою.
- Нужно сначала развести костер поставить котелок для чая.
Забереги зашли далеко, плеса местами перехватило морозом. Только перекаты, с шумом бурля, боролись с наступающей зимой, но их со временем одолеет мороз.
Вода в котелке закипела, заварив чай, я насобирал еще сухих дров, подбросил в огонь. Костер жарко пылал:
- Но где же Александрович. В резиновых сапогах долго не протянешь! Надо идти навстречу.
Пройдя немного за поворот, на следующем плёсе, увидел его. Он тяжело нес рюкзак с рыбой. Я забрал у него груз, и мы вместе дошли до костра.
- Ну что Александрович, ноги еще не отклеились?
- Да есть немножко.
- Давай разувайся, грейся, чай готов.
- Володя, рыба-то тормознулась в ямках. Если бы не сегодня, завтра не поймали бы столько за раз.
Ленки были крупные. Пока мы перекусывали, потянул ветерок. Погода начала ухудшатся, небо начало затягивать со всех сторон мрачной пеленой, но снега пока не было.
- Ну что Володя, идем по путику или по речке?
Перекусив и согревшись, Александрович был готов ко всему.
- Пойдем по путику, надо тропу расчистить.
А забрал у него половину груза в свою понягу. Вооружившись топориками, мы шагнули в тайгу. Кусты и ветки деревьев, под тяжестью налипшего мокрого снега, согнувшись, загородили тропу. В ход пошли топоры. В капканах в основном сидели сойки, но был и долгожданный соболь. Ветер начал усиливаться, раскачивая макушки деревьев, с которых сыпалась кухта.
Надо быть предельно осторожным. Иногда ветки не выдержав тяжести снега, ломаясь, падали с высоты. Солнце едва было заметно, развернувшись, оно перешло на левый берег Тормасу. Это означало что светового времени в обрез, надо поторапливаться.
Небольшое зимовье в районе первой скалы, встретило нас своей холодной неприветливостью. Стены и потолок были в снежном куржаке. Место для зимовья выбрано неудачно, грунтовые воды рядом. Растопив печь, мы вынесли все вещи на улицу. Печка разгорелась. Пошло от нее тепло. Зимовье сразу наполнилось туманным паром. С потолка закапало, через открытую дверь выходили клубы пара. Пока Александрович раскладывал рыбу на лабазе, я, захватив ведро, пошел за водой. Плес возле зимовья схватился, на льду лежал снег. Только две полыньи чернели на фоне белого снега. По речке шла поземка. Зачерпнув воды, я вернулся в зимовье. Александрович развел во дворе костер.
- Да, ждать пока с потолка перестанет идти дождь, придется долго.
Я зашел в зимовье, тумана, такого как вначале, не было, можно было хоть что-то разглядеть. Подбросил сухих дров. Печь загудела, как будто старалась скорее просушить избушку. Уху сварили на костре. На улице стало совсем темно. Покушали у костра. Зимовье постепенно просохло. Мы занесли спальные вещи. Влажность, конечно, была, но переночевать можно.
- Да, зимовье, конечно, стоит на неудачном месте, если почаще ночевать то ничего, влаги не будет.
Уставшие, мы заснули крепким сном.

На следующий день погода нас не обрадовала. Все небо было так же затянуто. Вот-вот должен был пойти снег. Гурий Александрович укладывал подмороженную рыбу в мешок, укрыл на лабазе куском брезента. Я же в это время наколол дров для следующей ночевки. На вахту пошли левым берегом, по моей тропе. Снег долго не заставил себя ждать, пошел сразу крупными хлопьями. Отойдя немного от речки, мы наткнулись на свежие следы двух изюбров. Они паслись, направляясь в сторону березовой сопки. Я, взяв карабин наизготовку, начал скрадывать, Александрович знал, что делать в таких случаях. Он отстал от меня на расстояние в пределах, чтобы видеть друг друга, и, стараясь не шуметь, осторожно двигался за мной. Снег валил и валил, видимости почти нет. В нос резко бил запах изюбров. Слышно было, как они паслись, то ветку сломают, обгладывая их макушки, то сушина треснет под копытами, они где-то тут рядом, но ничего не видно сквозь стену падающего снега. Ближе, нужно подойти еще немного я потихонечку сделал еще несколько шагов. Тут вдруг затрещали кусты, топот удаляющихся копыт. Вот неудача – учуяли. Подошел Гурий Александрович.
- Ну что, Володя, пошли что ли на вахту? Мы почти на старом зимнике, а там и до дороги недалеко. Давай, Александрович, покурим. Ты иди на вахту, а я еще раз попробую их скрасть. Они сейчас отбегут, успокоятся.
- Давай, так и сделаем.
Перекурив, мы разошлись в разные стороны. Изюбры шли на махах не долго, перешли на шаг. Постепенно успокоились, стали опять пастись. Хотя снег шел уже не хлопьями, а мелкими крупинками, мне так и не удалось подойти на расстояние видимости. Снова треск убегающих зверей.
- Обидно, досадно, но ладно. Теперь их уже не взять.
Срезав сопку, стараясь выйти на старый зимник, по которому ушел Гурий Александрович, я оказался на лесовозной дороге. До вахтого поселка было около километра. На дороге нет никаких следов, даже лесовозы не ходили. По времени Александрович должен был вот-вот появиться. Я подождал его, и мы вместе дошли до вахты. Там находились только сторож Герман Александрович, машинист погрузчика и бульдозерист. Сторожа так же топили печи в жилых бараках, поддерживая в них тепло. Бригады же уехали домой на отдых.
- Ну, Гурий, с пополнением тебя.
Герман Александрович улыбался.
- Что случилось? Ах да, Найда, собака должна была ощениться.
Не скрывая радости, Гурий Александрович направился к конуре. Я вслед за ним. Собака вылезла из своей будки, радуясь нашему возвращению, облизала нам руки.
Щенков было девять: пять мальчиков и четыре девочки.
- Ну, Володя теперь ты будешь с собаками.
Я выбрал из выводка двух. Одного крупного белого щенка я назову Кузя, а самую маленькую черную Троя. Вот такие у них будут клички.
- Как, всего двух? Нет, еще двоих возьмешь.
- Ну да ладно подрастут, видно будет.
Мы были счастливы.

Собака Найда была чистокровной лайкой. Её кто-то оставил на время Гурию Александровичу, но так и не приехал забрать, привыкшую к тайге собаку. Говорили даже, что она имела много медалей на всевозможных выставках. А ей, наверное, было лучше здесь на таежной вахте, чем в квартирной обстановке.
Бригады собирались уезжать на всю зиму работать, куда-то далеко на ключ Туманный. Машины редко ходили на вахту. Дорога стала пустынной, только след моего снегохода узкой полоской тянулся от вахты в разные стороны. Уже к новому году щенки подросли. По вечерам мы делали прогулки со всей сворой. Ходили далеко при луне. Найда как всегда шла впереди, распугивая сидящих в снегу рябчиков. А вереница маленьких собачек, растянувшись по всей дороге, бежала вслед за нами. Это были чудесные с пользой прогулки. Нам перед сном и собачкам – пусть развиваются!

Охотничий сезон проходил нормально. Базировался в основном на вахте, жил в бараке Гурия Александровича.
Несколько раз приезжал мой на буране мой друг Аркадий из соседнего участка. И мы ездили на снегоходах в поисках изюбров. Надо было отстреливать мясо на заготовки. После окончания охоты я собирался домой. С собой решил забрать только Кузю и Трою, а двух других оставил на воспитание Гурию Александровичу. Дав им клички - Соболь и Капкан. Старина же оставил себе черных щенков Норку и Малыша, остальных он раздал лесовозчикам.
С наступлением весны должны были вернуться лесозаготовительные бригады.
- Ну, пока Александрович, до встречи. Летом приеду строить охотничье зимовье. Старое совсем не пригодно для жилья.

1987год.

Начало лета. Аркадий и я работали на заготовке папоротника. Жили мы на центральном таборе. Ездил на мотоциклах в поисках мест, где этого дикороса было в изобилии, в основном на Бихан. Там, безусловно, было получше. Работа тяжелая: на жаре иногда и в дождь.
Руководство Коопзверопромхоза выставило под заготовку папоротника мотоцикл «Урал». Так что стоило поработать, чтобы приобрести новую технику. По вечерам, бывало, выезжали домой на отдых, чтобы с утра снова ехать в лес. Собачки мои переболели чумкой, но к счастью моему – выжили. Чтобы они окрепли после болезни, вывозил с собой в лес. Там они бегали за мной, что-то вынюхивая, изучая. Раз даже нашли ежика. Кузя сразу сходу схватил свернувшийся клубок, больно уколовшись об острые иглы, с визгом отбежал в сторону. Только осторожная Тройка, налаявшись, обнюхивала странный комок. Разъяренный Кузя подбежал и стал неистово облаивать ежа. Но второй раз кусаться не полез. Вот так-то Кузя! Не все в лесу можно кусать. Я отошел от того места. Собачки, полаяв и видя мое безразличие к колючему существу, побежали за мной. Это был первый урок для них. На природе для подрастающих собак все было интересно.
Любили они так же кататься со мной. Как только заводил мотоцикл, сразу запрыгивали в коляску. Приходилось делать небольшой круг, высаживать их. И сидели на привязи возле палатки, в ожидании, когда я приеду после очередной ходки за папоротником. Видно было, как они мучаются, скучая без меня.
К концу заготовок были подведены итоги. Сдал я в этот раз более одной тонны Орляка. И приобрел новый мотоцикл «Урал». Радости моей не было предела.
После сенокосной страды, где я работал в бригаде, начальник участка Яков Павлович Гетман дал добро на строительство охотничьих зимовий. Другу моему Аркадию Гейкер тоже нужно было строиться. Получив на складе гвозди, горючее, мы стали собираться в тайгу. Я договорился с зятем Евгением (муж сестры) чтобы он забросил нас на его автомашине «Нива». А назад мы доберемся сами на попутных лесовозах. Нам было еще неизвестно, есть ли дорога через перевал в сторону участка Аркадия. Дорожники работали, но до куда они дошли? Перевал, поди, высок.

Мы загрузили в машину все необходимое, на багажнике Нивы привязали оморочку, взяли так же резиновую двухместную лодку.
- Вроде все готово, поехали.
К вечеру добрались до леспромхозовской вахты. Нас встретил Гурий Александрович, смена была его.
Шумная свора собак дружно облаивала нас, только старая Найда узнала нас. Как же не узнать, когда пройдено столько троп вместе снами.
- Володя, щенки то твои погибли. Капкан от чумки, а неугомонный Соболь проглотил крючок с короедом. Когда они были со мной на рыбалке, - с сожалением сообщил Гурий Александрович.
- Ну что поделаешь, старина, не расстраивайся сильно. У тебя смотрю, кроме Норки и Малыша с Найдой еще собак прибавилось.
- Да я не знаю чьи, привозят их рабочие и бросают. А у тебя-то живы Кузьма с Тройкой?
- Да все нормально растут пока.
Евгений, после того как мы разгрузили наши вещи, стал собираться обратно домой в поселок.
Ему нужно было с утра на работу.
Мы с Аркадием переночевали у Александровича, в его вагончике.
Погода с утра была хорошая, лишь небольшие облака плыли по утреннему небу. Плотно позавтракав, мы стали, готовится в путь-дорогу.
Посоветовавшись, мы решили сделать катамаран. Привязали борт к борту: оморочку и резиновую лодку. Гурий Александрович провожал нас от устья ключа Тухала. Снаряжение, продукты и вещи были тщательно распределены на плавсредства.
- Ну, пока ребята!
- До встречи Александрович
Мы оттолкнулись, наш ковчег подхватило течением. Поехали. Оказалось, что управлять катамараном очень трудно. На крутых поворотах реки с трудом удавалось направить его в нужное русло. Уж очень он был неуклюж. Надо бы отвязать оморочку от лодки, но подходящего берега не было. С обеих сторон речки свисали кусты и ветви деревьев.
- Ладно, пройдем подкову (место такое на реке в виде крутой подковы) ниже есть гравийная коса – там и сделаем остановку.
Но Тормасу сделала нам неприятный сюрприз. Там где река делает крутой поворот от прижима, образовался залом из бревен и вырванных с корнями деревьев. Только справа от залома образовался небольшой проход. Мы со всех сил налегли на шесты, стараясь вывести наш катамаран в этот узкий спасительный выход. Но Бурное, упругой струей несло нас прямо на залом. Все произошло быстро. Оморочка ударилась бортом о дерево, мы с Аркадием едва успели спрыгнуть прямо на бревна залома, как груженую резинку моментально увлекло под воду. Весь наш груз оказался на дне, течением унесло канистру с бензином и брезентовый полог.
Это была катастрофа. Хорошо, что оморочка застряв между ветками дерева, держала резиновую лодку, не давая ей совсем уйти под залом.
Что-то надо делать, выкручиваться из этой ситуации. До дна было метра два, видны были наши тяжелые рюкзаки, ящик с гвоздями, бензопила «Урал», оружие. Придется нырять и доставать их. На дне течение было не такое сильное, как наверху. Пока мы возились с нашими вещами, доставая их из-под воды, погода начала портиться, потянул ветерок. По плесам пошла мелкая рябь. На нас шел дождь.
- Может быть, прольет да перестанет? Но нет.
Небо заволакивала со всех сторон мрачная со свинцовым оттенком пелена. Это надолго. Резиновую лодку удалось вытащить только тогда, когда спустили воздух из баллонов, разрезав веревки соединяющие ее с оморочкой. Все снаряжение и плавсредства мы перетащили ниже залома, на гравийную косу.
- Ну что Аркадий, сплавляемся дальше по отдельности. Там где я решил построиться есть двадцатка бензина, старенькая бензопила «Дружба», железный камин, еще зимой завезенная на буране. А без полога думаю, обойдемся. Жаль, что продукты намокли.
- Идем дальше Володя. Не возвращаться же на полпути.
Мы загрузились и под дождем отплыли от злополучного места. Я управлял оморочкой, а мой друг резиновой лодкой. В речке вода прибыла и помутнела. Бурные перекаты неприветливо с ревом и грохотом встречали нас.
Чтобы не было дальнейших неприятностей, мы заранее останавливались перед крутыми поворотами и заломами, перетаскивались и плыли дальше. На плесах шестками подталкивали лодки. Надо было побыстрей добраться до места. Промокнув до нитки, мы все же добрались до ключа Зверинного, где и намечалось строительство зимовья.
Аркадий навел ревизию. Хлеб крупы и мучные изделия промокли. Оставались четыре банки тушенки, да две рыбных. Решили отварить рис в большой кастрюле и котелок мучных. Хлеб нарезать и высушить у костра, иначе все это испортится.
- Давай Володя вали пока строевой лес, а я займусь хозяйством. Пока я занимался валкой деревьев, Аркадий, сделал навес из еловых лапок и кусков целлофановых мешков. Натянул накомарник, развел костер, установил так же железный камин, сварил пищу. Отваренные рожки и рис поставил в холодную воду, так чтобы не залило через край, в таком холодильнике долго не испортится. К вечеру дождь так и не прекратился. Мы поужинали, кое-как подсушились и уставшие уснули, в надежде на хорошую погоду.
Но она и утром нас не обрадовала. Все так же моросил нудный дождь. Никакого признака на солнечную, хотя бы на немного теплую погоду.
- Работать надо, Володя, прояснения мы, наверное, не скоро дождемся, да и продукты кончатся
- Да, Арканя, да…
Мы расчистили площадку под зимовье, шкурили, стаскивали к месту отпиленный по размеру лес, начали строить, работу прекращали только чтобы поесть. На рыбалку ходили только один раз. Кое-как поймали двух ленков, их хватило немного разнообразить еду, да и трудно поймать рыбу в мутной воде.
Уровень воды в Тормасу был большой, речка чуть ли не выходила из берегов. Мимо нашего табора стремительно проносило бревна, вырванные с корнями деревья, кусты.
Река бурлила, клокотала на все голоса. Лес же вокруг понуро свесив ветви, листья стоял в ожидании, когда кончится дождь. В природе не было слышно никаких признаков жизни, только мирный шум дождя и речки.
Каждый вечер после работы мы сушили вещи и ложились спать в надежде побыстрее увидеть солнышко.

Наконец мы его увидели. И то после полудня, небо немного раздвинулось и оно появилось в разрыве облаков. Стало тепло от его лучей. Хотя тучи иногда и закрывали солнце, мы использовали его теплые лучи: просушили спальные вещи.
Лес вокруг ожил, распрямился, листочки потянулись к солнышку, между деревьями пошли испарения в виде тумана. Стали слышны птичьи голоса, все вокруг радовалось долгожданному теплу. В том числе и мы с Аркадием. Но это продолжалось недолго, к вечеру снова заволокло все небо, умолкли птицы, деревья же, набрав солнечного тепла, стояли гордые в ожидании очередного душа. Заморосило, когда мы уже легли спать после ужина.

Хотя мы и работали под дождем, стройка наша продвигалась. К концу четвертого дня работы, зимовье почти было готово. Оставалось утеплить потолок, сделать дверь и окна, но это будет осенью, когда заеду на охотничий сезон. Ночевали последнюю ночь под хорошей крышей, с жарко топящейся печью. Наконец-то мы просохли основательно. Как-то будет завтра, а сегодня мы были в тепле и сухие.
Утром после завтрака собрались в дорогу, забрали одну бензопилу «Урал», инструменты и резиновую лодку, а оморочку пришлось оставить, вывозиться по снегу на буране.
- Да, Аркадий. Пришли в дождь и уходим в дождь.

ТАЕЖНЫЕ ВСТРЕЧИ ИЛИ КАК ПОЙМАТЬ РЫБУ ВЕДРОМ.

Ребята вышли на лесовозную дорогу, после строительства охотничьего зимовья. Мокрые, голодные, с тяжелыми рюкзаками. Хотя до леспромхозовской вахты было около двух километров пути, развели костер, чтобы перекусить и отдохнуть. Шел мелкий пронизывающий дождь, но погода должна была восстановиться в лучшую сторону.
Вода сбегала с сопок, превращаясь в небольшие ручейки, те же сливаясь, образовывались в бурные потоки. Почва была перенасыщена влагой. Долина на перевале наблюдалось в незабываемое зрелище, круговорот воды в природе. Испарения в виде туманного облачка поднимались к верху, дойдя до уровня вершин, под небольшим ветерком отходили в сторону и тут же превращались в дождь. Жаль, что фотоаппарата нет – вот был бы снимок! Перекусив, Володя и Аркадий пошли в сторону вахты.
На площадке перед бараками стояли два КАМАЗа с прицепами, возле столовой на улице горел костер, суетились люди. С водителями были их жены. Появился подвыпивший Герман Александрович.
- Здорово таежники! Давайте в барак там печка топится, сушитесь.
Через открытую дверь было слышно как Герман, желая добавить еще, не отставал от водителей лесовозов.
- Ну что вы, думаете, наливать крепостному сторожу, или нет?
- Налить то не проблема, да рыбки вот надо бы на уху поймать.
Сторож не намерен был идти рыбачить, когда тут такой богатый стол.
- Александрович, у нас нет удочек и куда идти рыбачить, мы не знаем. Здесь то мы находимся в первый раз.
Герман был в ударе.
- Что, удочку? Да я сейчас и пойду ведром поймаю, ишь удочку им!
- Извини, у нас и ведра то нет.
Немного обсушившись, ребята вышли из барака.
Оказалось, что лесовозы пришли грузиться лесом, где-то на перевале Тормасу, но из-за поломки погрузчика они приехали на вахту – отдохнуть, сварить ухи.
Женщины чистили картошку.
- Ребята, мы ведь и приехали то ухи таежной попробовать. Да только вот Герман Александрович обещал поймать рыбу. А сейчас ему только и рыбачить остается возле стола.
Наконец-то, добившись своего, сторож ушел в свой вагончик.
- Ну что Аркадий, сходим, порыбачим, тут ведь рядом, -
Володя достал удочки из кармана рюкзака, - Удилища на речке вырубим.
Вода на перекате чуть ли не валила с ног. Рыба клевала плохо, но все же поймали немного хариусов, на уху хватит, - Пошли.
Кастрюля с картошкой кипела, женщины обрадовались:
- Да вот только такую рыбу мы ни разу не чистили. Видим то в первый раз.
Аркадий по-быстрому обработал пойманную рыбу.
Уха была готова.
- Ребята, давайте все к столу.
Появился Герман:
- Что, поймали?
- Конечно поймали, только вот ведро твое искали да не нашли, пришлось удочками гонять.
Женщины занялись дружным смехом.
Погода установилась. Ужин был замечательный, на фоне
уходящего за сопки солнца. Закат был розовым, последние лучи небесного светила, как иглы пронизывали макушки деревьев.
- Ой, как красиво!
Жены лесовозчиков были в восторге от такого зрелища.
- Мы вам ребята завидуем, где нам в городе такое увидеть. Даже и не приснится.
Воздух чист после дождя, дышится легко.
- Мы, наверное, сюда еще как-нибудь приедем. Спасибо вам ребята! Если бы не вы, мы и ухи не испробовали бы.
Наутро водители стали собираться на погрузку, прогревали двигатели. Аркадий шутил:
- Будете ехать сюда, обязательно приобретите ведро, как у Александровича. Не знаю где, но где-то такие ведра должны быть.
- Ну, пока ребята. Будьте здоровы! Будем.
- И вам тоже счастливого пути. До встречи!
Машины, взревев двигателями, тронулись в дорогу.
А Аркадию с Володей предстояло строить еще одно зимовье на соседнем участке.

Прошел год…

1988год. Лето.

В дали на горизонте видны голубые сопки, хребты. Извилистая лесовозная дорога, петляя между сопками, вела через перевалы в охот угодия Аркадия. По краям дороги стояли вечнозеленые ели, пихты, кедры. Кусты и деревья вблизи дороги были покрыты мутной пылью. Солнце нещадно палило. Небо было чистое, воздух горячий.
Два мотоцикла поднимая за собой клубы дорожной пыли, мчались в край голубых сопок. Коляски мотоциклов были груженые. В них лежали бензопилы, инструменты, вещи, продукты, скобяные изделия. Мы ехали на строительство охотничьих зимовий. Одно на моем участке - ключ Смородиновый, а другое у Аркадия за перевалом. Поди. Ну, как же по дороге нам не заехать к Гурию Александровичу.
Бригад на вахте не было, находились дома на отдыхе после трудовой смены. Сторожа были на месте.
- Здравствуйте труженики леса!
- Здорово лесные бродяги, никак опять на строительство. Не на рыбалку это точно. А на охоту еще рановато.
Сторожа были под хмельком.
- Ну, давайте располагайтесь на отдых.
Гурий Александрович поставил на стол жареных хариусов, банку браги.
- Да погоди ты со своей мутью! - Я вытащил из рюкзака бутылку белой, - мы же все-таки из поселка едем.
Поужинав, мы вышли на свежий воздух. На улице было светло от луны и ярких звезд на небе. Дышалось легко, а то, что мокрец жег лицо и руки, было не бедой.
В бараке было прохладно, лампа была погашена, чтобы не привлекать кровососущих бестий. Гурий Александрович не спал:
- Володя, когда вы поедете обратно?
- Не знаю старина, как управимся, так и двинем обратною, а что в деревню то спешить.
- Да мне надо посылочку, родственникам на сплавной отправить.
- Не переживай Александрович, на обратном пути обязательно заедем… Арканя ты спишь?
- Нет.
- Может, тяпнем еще немножко?
- С утра опять пыльная дорога… Так что давай.
Аркадий сходил к мотоциклу за стеклом. Принес еще свежих овощей, зелени.
Сидели допоздна. Александрович рассказывал о случаях на рыбалке. Мы же вспоминали наши переходы по тайге.
Собака Найда принесла еще щенков. Самого шустрого из них, Александрович оставил для меня и кличку ему дал Дружок. С рассветом мы собирались в дорогу, старина положил нам копченых хариусов, банку браги, - Пригодится.
- До встречи Александрович!
- Пока ребята.
Мотоциклы поехали. Собаки какое-то время с лаем бежали вслед за нами. Но повернули, обратно видя, что Гурий Александрович остался стоять на месте.
На ключе Смородиновый мы остановились, чтобы оставить часть вещей, горючее, гвозди.

Дорогу, ведущую через перевал. Поди, пробили совсем недавно. Леспромхоз еще не коснулся величественной тайги.
Лес вокруг был нетронутым железной рукой большого предприятия.
Все вокруг благоухало. Вековая тайга гордо стояла на сопках и по распадкам.
С высоты перевала открывалась великолепная панорама.
Сопки надвигались одна на другую.
Ближние сопки были зелеными. Чуть дальше – темно-зелеными. Дальше - темными, синими, а самые дальние - голубыми на фоне светло-голубого неба. Завораживающая красота очаровывала.
Мы с Аркадием проверили тормоза на мотоциклах. Начали спускаться с перевала. Спуск был крутым. Где-то очень далеко внизу еле была заметна петляющая полоска дороги.
Спустившись вниз, мы остановились за мостом через ручей Гнилой. Аркадий наметил строить на этом участке. Мотоциклы были убраны с дороги. Пока друг мой искал место для будущего зимовья, я натянул полог с накомарником, сварил пищу.
Вернулся он не скоро.
- Да Володя, в лесу и леса хорошего нет. Есть тут рядом возле моста строевой лес. Наверное, здесь и поставим зимовье. Что толку то прятать далеко все равно рыбаки найдут со временем, а так пусть ночуют.
- Как скажешь Аркадий, ты здесь хозяин.
Пообедав, мы занялись валкой строевого леса. Расчистили площадку для зимовья. Начало есть.
- Давай Володя съездим в гости к дорожникам, заодно порыбачим.
- Поехали Аркаша.

Стоянка дорожников находилась где-то там впереди, на ключе Талюке. В этом районе дорога еще не была готова, мостов через речки нет. Приходилось переезжать по перекатам, по следам вахтовой машины.
Знакомые мужики из Троицкого ПМК удивились тому, как мы смогли проехать через столько перекатов, где и машина то с трудом преодолевает бурные потоки.
Нас плотно покормили, поле этого мы решили порыбачить. Ямка на Талюке, возле стоянки была глубокая, вода чистая. Дно проглядывалось до каждого камешка. Рыбы тоже было немеренно.
Аркадий, увлекшись, дергал хариусов одну за другой.
- Ну, хватит рыбачить друга. Куда ее девать испортится ведь, а надо будет и на Мутном поймаем.
Даже дорожники не рыбачили без надобности. Ловили только на жарёху, на уху. Или когда уезжали домой на отдых.
Было поздно, но мы не остались ночевать у ребят на стоянке. Вернулись к себе на табор, чтобы с утра пораньше начать работу.
Следующий день выдался прохладный. Было облачно, но без дождя. Работать было не жарко, и допоздна сделали очень многое. Подняли несколько венцов, весь материал был ошкурен, заготовлены жерди на стропила, об решетку. Спать ложились, удовлетворенные работой.
На третий день сруб с потолочными и половыми балками был готов.
Да вот незадача. Прямослойного дерева на клепку не было рядом. Поехали искать вдоль дороги, и нашли хорошую ель аж за два километра от стройки. Напилили чурок нужной длины, колоть и перевозить будем завтра.
К концу четвертого дня зимовье стояло под крышей, Аркадий был доволен.
- Ну что Володя, фары у нас работают? Рвем на смородиновый.

На этот раз стройка далась нам легче, весь строительный материал находился рядом. Наряд-задание было выполнено раньше срока.
Мы с удовлетворением покидали ключ Смородиновый.
Оставалось время и на рыбалку, и отстрелять изюбра по лицензии.
А пока мы были довольны всем: и каморам с мокрецом и проделанной работой, этим сопкам, журчанием горных речек.

Сколько же им еще предстояло в будущем построить охотничьих зимовий, преодолевать бурные потоки, сплавлятся по бушующим речкам. Спать под одним одеялом, есть с одной миски, пить с одной кружки.
А сколько костров предстояло развести.

Роковое напутствие

Ещё в младших классах был у меня закадычный дружок Вовка. Жил он с матерью и отчимом, а также братьями и сёстрами в большой квартире, в том же доме, что и наша семья. О трагическом случае, произошедшем с его родным отцом-охотником, узнал я не сразу, а года через четыре после нашего знакомства. Подробности мне поведал мой папаня, тоже охотник, правда, не такой заядлый…

Мать Вовки первые годы после свадьбы довольно терпимо смотрела на еженедельные охотничьи вылазки мужа вместе с друзьями. К тому же, тот всегда возвращался гружённый добычей. Мясо и птица в дому не переводились. Но когда детишек в семье прибавилось до трёх, супруга стала всё чаще намекать на то, что неплохо бы вместо шастанья по лесам, да ещё под непременную водочку, проводить выходные дома с подрастающим поколением. В воспитательных, так сказать, целях. Да и жене по хозяйству подмога требуется.

Но разве заядлого охотника так просто от любимого хобби отвадить? Всеми правдами и неправдами, что летом, что зимой, Вовкин отец, подхватив ружьецо с патронташем, непременно в выходные устремлялся в заветные леса. И вот в один из таких пятничных сборов жена не выдержала и устроила охотничку на прощанье разгромный скандал. Хоть женщина была очень тихая и спокойная, тут прямо, как с цепи сорвалась.
Накричавшись, уже во след уходящему муженьку в сердцах выкрикнула: «Ну, и оставайся там в своём лесу, раз ни я, ни дети тебя не интересуют!»
Вырвалось у бабы сгоряча, пожалела сразу об этом. Но слово не воробей – вылетело, не поймаешь. С таким вот напутствием и отправился мужик на утиную охоту.

Дело было в середине осени где-то. Семидесятые годы прошлого века. Дичи ещё полно водилось. Так что к воскресенью настреляли мужики уток целую палатку. Когда с последнего заплыва возвращались на резиновых лодках из зарослей камыша, чтоб уже собираться в обратную дорогу, домой, случилось непредвиденное.

Вовкин отец, вылезши на берег, вдруг увидел, как его ружьё, которое оставалось в лодке, стало сползать на дно. А там вода плещется. Сунулся мужик вперёд, ухватил рукой за ствол и дёрнул к себе. И надо ж такому случиться, зацепился спусковым крючком за какую-то верёвку в лодке. А ружьё заряженным оказалось…

Выстрелом в упор всю грудину охотнику разворотило. Погиб на месте. Так и остался будущий дружок мой Вовка без отца родного в пятилетнем возрасте.
А отчимом его позже стал лучший друг отца-охотника…

Госпожа удача

Следующий случай произошёл с одним моим знакомым Вадиком уже гораздо позже, в начале 1990-х годов.
Вадик – заядлый охотник. Сколько ни кормила его жена, как волк всё в лес смотрел. Дочка была у них лет семи. Папаня всегда перед каждой вылазкой обещал ей – то зайчика, то рябчика, то уточку привезти. И, конечно, обязательно, свои обещания сдерживал, порожняком не возвращался. А дочура всегда радостно отца провожала и с нетерпением ждала его из походов с добычей.

Но однажды ни с того, ни с сего заявляет вдруг:
– Папочка, не надо больше ходить тебе на охоту птичек и зверюшек убивать!
И глядит-то очень встревожено на папку.
– Что, доча, случилось? Почему не ходить? В лесу, знаешь, как здорово и интересно! Вот ты подрастёшь маленько, и вместе пойдём, сама всё увидишь! Но дочь в слёзы – не ходи, мол, и всё тут! Еле-еле с матерью успокоили и спать уложили.

А рано поутру, часа в четыре, папаня-охотничек засобирался потихоньку, чтобы невзначай не разбудить дочурку. С порога, дверь уже открыл, слышит босые ножки по полу стучат – дочь бежит во всю прыть. Подскочила к снаряжённому отцу, обхватила ручонками, прижалась, визжит, слезами заливается:
– Папка, не ходи на охоту!!! Папка, не уходи!!!..
В ответ на все уговоры родителей пуще прежнего орёт, в батяню вцепившись.
Тот ей:
– Да я тебе такого олешку нынче подстрелю – залюбуешься! Рожки потом на стенку повесим!
А девчонка вовсе в истерике забилась:
– Не надо в оленя стрелять!!! Не ходи в лес, папа!

А у подъезда уже мужики-коллеги по промыслу в машине дожидаются.
Еле-еле вырвался из цепких дочиных ручонок Вадик и с тяжёлым сердцем вышел из дому.
Как и собирались, на оленью охоту. Но только не везло им с самого начала. Лес, как вымер. Следов полно, кучки оленьих шариков повсюду, а зверя не видать. И собака никак не поднимет никого. На второй день пустых скитаний уже собрались махнуть на всё рукой, но тут вдруг услыхали вдали характерный собачий лай. Начался гон. Охотников было трое. Они поспешили на зов лайки.

Так получилось, что Вадька вырвался вперёд остальных и первым приблизился к затравленной добыче. Посреди небольшой лесной проплешины стояла троица оленей: самка с полугодовалым олешком и взрослый рогатый самец, который направлял свои грозные развесистые рога на кружащую вокруг собаку. Обычно у оленей самец обихаживает несколько самочек, но тут вот оказалась всего одна. Остальные успели разбежаться, может быть. А эту самец почему-то не бросал и, раздувая ноздри, с наклонённой рогатой головой делал резкие выпады в сторону скачущей лайки.

Вадик, не выходя из кустов, поднял ружьё и стал выцеливать голову самца-оленя, чтобы не повредить шкуру… Раздался выстрел.

Подбежавшим через минуту напарникам предстала страшная картина: лежащее в забрызганной кровью траве тело Вадьки с наполовину снесённой головой, и ружьё с раскуроченным затвором. Олени убежали, судя по лаю собаки, довольно далеко. Но тут уже не до охоты!

У мужика шансов выжить просто не было ни одного. Отчего произошёл обратнонаправленный выстрел патрона я точно не знаю. Такое случается крайне редко. Но всё-таки случается, как оказалось.
Кто-то из двух глав семейств (человечьей и звериной) должен был погибнуть в тот день. И несмотря на неоспоримое преимущество человека, Госпожа удача всё же улыбнулась зверю.

На Алтае

Третий, довольно странный случай произошёл на Алтае в 2000 году. О нём мне рассказал мент-оперативник, в то время служивший в Бийске.

Тогда срочно создали группу и бросили в одно из отдалённых поселений района по очень запутанному происшествию. Во время охоты был застрелен мужчина. Как предполагалось, случайно. Но с этим надо было разбираться, вот его с напарником и отправили на место в помощь участковому.

Допрос участников трагического эпизода и осмотр места убийства выявил довольно странную картину.

Со слов случайного убийцы (назовём его Сергееич), сделавшего роковой выстрел, выходило следующее. Он стоял в засаде, как и трое других охотников, ожидая, когда собаки выгонят на выстрел поднятое стадо кабанов. Всё происходило рано утром, в сумерках, да ещё в тумане.

Неожиданно раздался душераздирающий крик. Опешивший от неожиданности, Сергеич увидел стремительно бегущего напарника. Причём, без ружья. Через секунду следом за ним из тумана выскочила громадная мохнатая фигура, передвигавшаяся огромными прыжками. Мелькнула мысль – медведь! Напарник в смертельной опасности! Сергеич вскинул двустволку и, не раздумывая, лупанул в сторону мохнатой движущейся туши, спасая друга от верной гибели. Туша взревела от боли. Попал! Но было уже поздно, в последнем прыжке зверюга настигла убегающего напарника и, схватив его длинными передними лапами, подняла над головой.

Мужик верещал, как резанный кролик, дрыгал ногами, но ничего не мог сделать, сжатый в смертельных тисках. Чудище стояло на задних лапах, держа жертву высоко над собой. И тут Сергеич понял, что это не медведь.

Существо больше напоминало огромную гориллу, с короткими ногами и длиннющими руками. Только голова, вернее, головогрудь, была не вытянутая, как у гориллы, а круглая. И рост просто гигантский. В ужасе Сергеич снова нажал на курок. В тот же момент чудище бросило обмякшее тело несчастного охотника наземь и скрылось в тумане.

На шум подбежали остальные мужики. Когда перевернули неподвижно лежащего в траве пострадавшего на спину, поняли, что помочь ему уже ничем не получится. Вместо одного глаза на лице зияла дыра от жакана.

В историю Сергеича о непонятном огромном существе не поверили. Но…
Осмотр места происшествия ответов не дал, а только добавил вопросов. Круглую пулю-жакан, которая прошла через голову навылет, выковыряли из ствола дерева напротив тела. На высоте больше четырёх метров. Получалось, что в момент трагического выстрела, несчастный находился именно на таком расстоянии от земли. Срикошетить так пуля не могла – по траектории не выходило.

Кроме того, в окрестностях обнаружили обильные следы крови. Явно не убитого охотника, а кого-то другого. А при осмотре трупа выявились широкие кровоподтёки на обоих предплечьях. Так всё же Сергеич не врал?

Может, и не врал. Но другие доказательства присутствия кого-то другого, да ещё такого странного вида, отсутствовали. А у невольного убийцы, как оказалось, уже была судимость по довольно серьёзной статье.

Поэтому, углубляться в разбирательства и затягивать следственные действия не стали. Виноват – отвечай. Посадили мужика. Тем более, есть за что. Всё же его пуля поставила точку в человеческой жизни.

Но вопрос – был ли йети (или кто там ещё?) так и остался без ответа.

Отвесные утесы возвышались с двух сторон по склону ледника, по которому охотники шли вверх, охотясь на кабаргу. Чем дальше охотники двигались, тем утесы становились кучнее, и тем самым образовывали острый треугольник, это и было то самое место, где заканчивалось ущелье. Идти ровно по линии, у охотников не получалось, т.к. постоянно необходимо было преодолевать препятствия – огромные глыбы на пути, либо появляющиеся трещины на льду. И вдруг они замерли. Не верив своим глазам перед ними виднелась трещина на поверхности льда (ширина ее была более 4,5 метров), пересекающая все ущелье. Увидев эту картину, всем стало понятно, что пути дальше нет, началось движение ледников . От утеса до утеса полностью все ущелье было заполнено ледником. Между этой скалистой стеной и глыбой льда не было ни тропинки, ни единого промежутка. Стена уходила вверх и вниз более чем на 152 метра. Охотники думали только об одном: «Как же перешла эту пропасть кабарга? Не уж то смогла перепрыгнуть через бездну?». И на самом деле следы ее заканчивались на краю и на другой стороне было видно место куда именно она приземлилась.

Люди занимались охотой с древних времен. С развитием человеческого общества менялись и способы, и целенаправленность охоты. В первобытное время охота была одним из основных источников питания, а также была частью обрядов и ритуалов. Далее развились различные виды охотничьих забав, охота стала развлечением аристократов. В наше время существует большое количество охотничьих клубов, а изготовление и продажа охотничьего инвентаря является бизнесом. Также охота является самым опасным родом занятия. И вот я расскажу вам историю про охоту , с одной стороны она романтическая, а с другой опасная.

— Ты взял путевку? — крикнул Сергей. Это благодаря нему я "заразился" спиннингом и охотой.
- Конечно, в конце недели едем на Пёрушу. — сказал я.
-Только уток там будет очень мало, "охотников" навалом, распугают выстрелами по бутылкам. — кивнув головой произнес Серж.
- Там и посмотрим, мне бы подтвердить одну теорию — пожал я плечами.
Однажды на страницах журнал "Ружьё" я прочел интересную статью, которая была воспринята по разному моими знакомыми охотниками. Там описывалось, как охотиться на нырков и о причинах большой неуязвимости этих птиц. В прошлом году я гонялся за нырком ровно час, произвел пять выстрелов, но тот ушёл абсолютно невредимый.

В трех милях от нашего зимнего дома в глубине леса находится поляна примерно в сто ярдов длиной и пятьдесят ярдов шириной, с изумрудно-зеленой травой, окаймленная высокими деревьями, обвитыми лианами. На этой поляне красота ее несравненна я впервые увидел тигра, известного в Соединенных провинциях под именем Повальгарский холостяк. Между 1920 и 1930 гг. добыть этого тигра было мечтой всех охотников этих провинций.

Несмотря на многочисленные попытки добыть холостяка с помощью приманки-буйвола, по нему ни разу не стреляли, хотя в двух случаях он находился на волоске от гибели. Один раз, после неудачного загона, канат, поддерживавший махан, сдвинулся как раз а критическое мгновение, когда Фред Андерсон стал целиться. Во втором случае холостяк подошел к махану, когда загон еще не начинался, а Хьюш Эди набивал свою трубку.

Тропа, по которой пошел тигр, тянется полмили через густые джунгли, пересекает широкое русло, а потом соединяется с протоптанной скотом дорожкой, извивающейся у предгорий и исчезающей в глубокой лесистой долине. На следующий день рано утром я пошел вместе с Робином осмотреть местность. Моей целью было место, где пастушья тропа входит в долину. Здесь легко можно обнаружить следы любого зверя, приходящего в долину или покидающего ее. С момента нашего выхода Робин, по-видимому, понимал, что перед ним стоит особая задача.

Тропа, по которой пошел тигр, тянется полмили через густые джунгли, пересекает широкое русло, а потом соединяется с протоптанной скотом дорожкой, извивающейся у предгорий и исчезающей в глубокой лесистой долине. На следующий день рано утром я пошел вместе с Робином осмотреть местность. Моей целью было место, где пастушья тропа входит в долину. Здесь легко можно обнаружить следы любого зверя, приходящего в долину или покидающего ее.

Среди моих охотничьих похождений хочется особенно отметить некоторые интересные случаи.
1.
Однажды осенью мой кобель западносибирская лайка, по кличке Карат, облаивая сохатого, был «снят» волками. Разорвать его они не успели, так как я им помешал. Волков было шесть штук, они перекусили кобелю позвоночник в трех местах и оттащили волоком метров на сто от места нападения. Найдя мертвого кобеля, я оставил его на приваду. Зная, что волки вернутся за ним, я поставил вокруг капканы. Несколько раз они проходили рядом, но к собаке не подходили, видимо были не голодны. Правда, в один из капканов попал колонок. Всю зиму волки не подходили, и только весной в начале апреля я обнаружил, что одного капкана нет. Как выяснилось по следам, подошел волк одиночка и заскочил в крайний капкан. Но по закону подлости на капкане лопнула одна пружина и как раз та, за которую был привязан потаск. Волк с капканом так и ушел. Я пробовал его тропить, но была сильная подтайка. Лыжи проваливались до самой земли, и, пройдя по следу с километр, я «сдох» и вернулся обратно.
2.
Однажды весной я тропил раненого волка и наткнулся на лося, задранного волками. На снегу лежал здоровенный лось-самец, правда, без рогов. У него были объедены только губы и вырваны яичники, да на шее выступила зеленоватая пена. Видимо горло тоже было прокушено.
Я обставил тушу капканами и при очередной проверке в одном из капканов обнаружил незнакомого мне зверя, вернее зверя, с которым я еще не встречался в лесу. Свернувшийся в клубок, он напоминал мне енота. Осматривая его, я все думал, как в наши места мог попасть енот? Потом я обратил внимание на лапы: они были похожи на лапы медвежонка. Тогда я сообразил, что это рассомаха.
Погода в этот день была теплая, солнечная, на проталинах уже появились подснежники, но снегу в лесу было еще много. Шкуру с рассомахи я снял прямо на месте, а тушку оставил там же для привады. Придя домой, я решил вымыть мех на шкуре, уж больно он бы замазан грязью. И когда я вымыл шкуру, то она вместо темной стала светлой, и на голове появились полосы. Только тогда я догадался, что эта рассомаха ни что иное, как барсук.
Вот так и получилось, что, не встречая в лесу ранее ни одного из вышеназванных зверей, я, хоть и имел большой охотничий стаж, не мог сразу определить попавшего в капкан зверя.
3.
Как-то в ноябре месяце пошел проверять капканы. В лесу было сыро, накануне прошел дождь, и снег почти весь согнало.
Капкана на месте не было, только обрывок троссика, да кругом все погрызено. Все ясно: куница ушла с капканом. Поиски были безрезультатными. На следующий день взял собаку и пошел снова искать. Надеялся, может собака где-то найдет беглянку. Полдня ходили с собакой кругами, и ни каких результатов.
Поставил на это место другой капкан и пошел домой. Случайно мой взгляд задержался на чем-то желтоватом, торчащем из болотины. Ради любопытства подошел поближе и увидел мою беглянку с большим ярко-желтым пятном на шее. Оказалось, она попала в капкан двумя передними лапами, перегрызла троссик и ушла от места установки капкана на расстояние в пятьдесят – шестьдесят метров. Наверное, она ушла бы еще дальше, если бы не попала в воду и не утонула.
4.
Однажды куница попалась в капкан №0 сразу тремя лапами: двумя передними и правой задней.
5.
Однажды попалась в капкан куница-инвалид: у нее не было левой передней лапы. Попалась в капкан №0 правой задней лапой. Удивительно то, что капкан стоял высоко и на очень тоненькой веточке. Значит, она и на трех лапах хорошо лазала по деревьям. Лапы у нее не было выше скакательного сустава, видимо, где-то в капкане оставила. Хоть она была и инвалид, но упитана была хорошо и мех был на ней хороший.
6.
Одно время были у меня две западносибирские лайки: Белка и ее отпрыск Карат, обе чисто-белого окраса. Как-то зимой я пошел с ними в лес. Собаки рыскали по лесу, а я шел тихонько позади них и присматривал места, где можно поставить капканы. Вдруг обе собаки залаяли. Я остановился и стал прислушиваться, не лося ли зацепили. Собаки лаяли злобно, но непонятно на кого. Вдруг одна собака завизжала, а другая то лает, то рычит. Ну, думаю, на берлогу нарвались. Быстро вставил в стволы пули и бегом к ним. Подбежав, я остолбенел от такой картины: кобелю в мочку носа вцепилась зубами куница, а сучка поймала куницу за зад и треплет. Карат визжит от боли, а Белка рычит от злобы. Пока я отобрал от них куницу, от нее остались лишь клочья. Как собаки поймали куницу, для меня до сих пор загадка.
Обратно возвращался по дороге, уже смеркалось. Кобель бежал рядом, а сучка – впереди, метрах в ста. Вдруг она сделала прыжок за бровку дороги и, выскочив обратно на дорогу, стала что-то трепать. Я стал звать ее к себе, она ни в какую. Я бегом к ней, она с добычей от меня. После того, как я загнул в бога, душу и мать, она бросила добычу и сиганула в лес. Подбежав, я увидел на дороге рябчика с вырванными потрохами. Оказалось, что Белка на ходу учуяла в снегу рябчика и поймала его прямо в лунке. Так мне досталась дичь на ужин без выстрела.
Аналогичный случай был у меня на реке Вишере. Поехали мы туда за грибами, и я взял с собой собаку. В лесу поднялся выводок рябчиков, и кобель из этого выводка на глазах у нас выхватил одного рябчика. Так вечером у нас была похлебка из дичи.
7.
Год этот выдался сильно снежный. Снегу навалило так, что на лыжах по лесу еле ходишь. Для лосей это беда, волки в этот год много их порезали. Возвращался я как-то из леса домой, уже смеркалось. Вышел на вырубку, смотрю, целая канава через выруб прогребена – лось прошел. Посмотрел – след свежий – и пошел дальше. Скорей бы до дороги дотопать, думаю, а то устал, аж коленки трясутся. Вдруг мой кобель завякал и по этому следу в лог. В логу он залаял, и я понял по голосу – на лося лает. Подойдя к краю лога, я увидел лосиху, которая штурмовала противоположную сторону лога. Собака вокруг бегает, лает, а она упирается грудью в снег и никак не может выбраться в гору. Ногами перебирает, снег осыпается, а она на месте остается. Впечатление такое, будто буксует. Я скатился в лог и подошел к ней метров на десять. Лосиха беспрестанно штурмует горку, снег глубокий, да еще сыпучий. «Вот так вас волки-то и давят», – подумал я и подозвал к себе собаку, чтобы не мешала, а то вертится у нее перед мордой.
Отсутствие впереди собаки или мое присутствие рядом придало лосихе силы, и она с великим трудом все-таки преодолела подъем и встала в ельнике. Я из любопытства решил подойти к ней поближе - ну и подошел метра на три. Стою, наблюдаю за ней, а кобель вокруг нее опять скачет, лает и все норовит куснуть ее. Лосиха же стоит, как вкопанная – уши то прижмет, то поднимет, шерсть на горбу дыбом – фыркает. Вся морда у нее в инее и сосульках. Видно, она сильно устала, дышит тяжело и, похоже, мое присутствие ее не волнует.
Вдруг она как-то вся полностью, на всех четырех ногах выпрыгнула вверх и подмяла собаку под себя. Потом быстро стала на месте перебирать ногами, как бы танцуя – это она хотела собаку забить копытами. Но под копыта собака не попала и, выскочив из под лосихи, прыгнула ко мне под ноги, села на лыжи и так недоуменно смотрит на лосиху: «Что, мол, совсем спятила, кидаешься на меня?» Только по счастливой случайности, а вернее из-за глубокого снега, лосиха не попала копытами на собаку, а только вдавила ее в снег животом.
Я быстро вскинул ружье – подумал, что она снова кинется на собаку, а тут и мне, пожалуй, перепадет. Но лосиха не сдвинулась с места, так же как и кобель: сидит на лыжах, но уже не лает. Тогда я решил первым уйти. Потихоньку пошел в сторону, а сам все смотрю: не кинется ли на меня. Она еще постояла некоторое время на месте и тоже потихоньку пошла в другую сторону. Кобель было снова за ней кинулся, да я его отозвал, и мы пошли каждый своей дорогой.
8.
17 февраля 1980 года на реке Зырянка между первым городским прудом и вторым городским прудом я встретил большого крохаля. По всей видимости, подранком остался с осени.
9.
В начале второй половины сентября я с друзьями возвращался с охоты. Шли по старой лесной дороге. Быстро смеркалось. Вдруг собака моя стала облаивать елку. Мы стали гадать, кто там может быть: если белка или куница, то мы ее выстучим. Было уже темно, ребята достали из рюкзаков фонарики и стали светить на елку. Я же взял большую валежину и стал стучать по дереву, но сколько бы я не стучал, все было напрасно. Решили уйти, но собака не уходит от дерева, а я знал, что она попросту никогда не лает. Уж если в лесу залаяла – значит что-то есть.
Тогда я взял снова кол и пошел под елку. Внутри елки раздались какие-то непонятные звуки. Я спросил у ребят, слышали они или нет. Один мне говорит, вроде как утка крякала. Ну, мы похохотали над ним, и я давай опять стучать по дереву. В ветках раздаются какие-то звуки, собака рядом лает, не перестает. Я уж подумал, наверно куница затаилась и керкает там. Позвал ребят с фонариками под елку, и мы давай светить снизу вдоль ствола. Вдруг из ветвей что-то вылетело, ударило мне в грудь, отскочило, ударило другого парня, у того и фонарик вылетел из рук. Собака моя поймала влет этот неизвестный предмет и начала трепать. Отобрав его у собаки, мы увидели и удивились: им оказался обыкновенный чирок. Как утка могла попасть на дерево – вот это загадка.
10.
Получив в начале сентября лицензию на медведя, поехал в одно из охотхозяйств. Остановился я в деревне Белая Пашня у егеря Брюханова Виктора Яковлевича.
В первый вечер мы поехали с ним на мотоцикле в овсяное поле. Не доехав до поля километра два, мы оставили мотоцикл в кустах, а дальше пошли пешком. До поля оставалось метров триста, когда мне егерь сказал, чтобы я шел дальше очень осторожно, потому что часто медведи приходят кормиться очень рано. Хотя время было еще часов шесть вечера, я стал подходить к полю со всеми осторожностями, а егерь шел сзади метрах в ста.
Осторожно, шаг за шагом я приближался к полю. Остановлюсь, послушаю и опять тихо-тихо вперед. Как только в просвете я увидел очертания поля, то услышал с той стороны звуки, похожие на фырканье, потом что-то мелькнуло по краю поля. Сквозь деревья и кустарник я не понял, что там промелькнуло, то ли птица низом пролетела, то ли зверь какой пробежал. Возбужденный тем, что там кто-то есть, я с прижатым к плечу ружьем, готовым в любую секунду стрелять, вышел на край поля, смотря внимательно туда, где мелькнуло. Из-за такого напряженного состояния я совсем забыл осмотреть все поле, а только пялил глаза туда в кусты, где мне что-то привиделось. Это было непоправимой моей ошибкой.
Вдруг мне почудилось, что на меня кто-то смотрит слева, и, повернув голову туда, я оторопел. На краю поля метрах в пятидесяти сидела медведица, которая, видимо, заметила меня раньше, чем я ее. Я четко запомнил только торчащие уши из овса, самой ее не было видно. Все произошло мгновенно. Я развернулся и выстрелил на вскидку, вернее наугад, так как она в эту же секунду прыгнула с поля под разлапистую ель. Под прикрытием ели она выбежала на вырубку и стала реветь. Я подумал: «Значит крепко зацепил, если так орет». Медведицу я не видел, но ревела она рядом с одного места.
На краю поля была сложена поленница дров. Взобравшись на эту возвышенность, я увидел ее, стоявшую на задних лапах в вырубе. «Надо добить» – мелькнуло в голове. Вскинул ружье, прицелился и… полетел с поленницы вниз головой. Ружье в одну сторону, я – в другую, из носа – кровь, из глаз – искры. Случилось непредвиденное: поленница под моим весом раскатилась. Ружье воткнулось стволом в землю, так что пришлось его разбирать, вырезать палку и выбивать землю. За это время медведица перебежала выруб, спустилась в лог и снова стала реветь.
Решив проверить, попал я в нее все-таки или нет, пошел по ее тропе, внимательно осматривая траву и кусты. Не обнаружив на тропе крови, решил пройти дальше через выруб в лог. Вдруг услышал сзади кряхтенье и треск. Думая, что это егерь меня догоняет, я стал его звать. Этот «егерь», фыркнув, побежал от меня по мелколесью. В той стороне, куда он побежал, раздался выстрел. Я взобрался на большой пень, чтобы лучше просматривать вырубку. Стою на пне и слышу, что сбоку от меня кто-то пробирается по березняку. Я стою, замер, не дышу. Охая и ревя, выскакивает на вырубку, на чистое место медвежонок, которого я принял за егеря. Остановился он от меня метрах в сорока и слушает. Я прицелился, но стрелять не стал, интересно стало наблюдать за ним. Меня он наверняка почуял, потому что повернулся в мою сторону, принюхивается. Голову повернет, наклонит, и так и эдак, носом водит, рассматривает меня. Я стою на пне, не шевелюсь и даже ружье не опускаю. Замер, не дышу. И «егерь» мой не уходит, стоит на задних лапах, как в цирке. Так прошло минуты две-три, у меня запершило в горле и я тихонько кашлянул. Ох, как мой «егерь» подпрыгнет на месте и с ревом кинется в лог! Да, насмеялся я тогда до слез.
Слышу, кричит меня Яковлевич. Я отозвался и сел на пень, поджидая его. Смотрю, метров за двести от меня на вырубку выкатился еще один медвежонок и, не останавливаясь, укатился в лог к матери.
Подошел Виктор Яковлевич и говорит мне:
– Выскочил один медвежонок прямо под ноги, чуть не сбил, ну я впопыхах и промазал.
Я ему тоже рассказал, что случилось. Мы вместе еще раз прошли по тропе медведицы до лога, крови не было, значит, я тоже промазал.
– Ну, это и к лучшему, – сказал он мне. – А то медвежата бы пропали.
Оказалось, что, подходя к полю, я видел мелькнувших медвежат, которые гонялись друг за другом по краю поля, играли, пока мамаша кормилась. После моего выстрела они разбежались по лесу, а мать ревела, сзывая их. Я же подумал, что смертельно ранил ее. Потом один из медвежат, бежавший на зов матери, налетел на Виктора Яковлевича, который шел сзади меня.
Посоветовавшись, мы решили вернуться домой. Достаточно сегодня здесь нашумели. Дорогой мы договорились, что завтра пойдем охотится на другие, более дальние от деревни поля.
На следующее утро мы отправились осматривать дальние поля. В этом охотхозяйстве специально распахивали лесные поляны площадью один – два гектара и сеяли зерновые для подкормки диких животных и птиц. Сеяли в основном овес, правда, убирали мало. Иной год и вообще убирать нечего, так как медведи, а их в этом охотхозяйстве в изобилии, сами убирали урожай. Конечно, они не столько съедят, сколько помнут. Укатают поле так, словно асфальтовым катком по нему ездили, ну а остатки урожая склевывает птица, доедают зайцы, мыши.
Самое дальнее поле было на Всеволодском тракте, около упавшей вышки. Это примерно, километров одиннадцать – двенадцать от деревни. Не доходя до него километра два – два с половиной, в стороне от дороги было самое большое поле. На него-то в первую очередь мы и решили зайти. На краю этого поля была сколочена деревянная будка с окнами-бойницами. Стояла она здесь уже четвертый год, так что медведи к будке привыкли и кормились на поле вблизи ее. К нашему сожалению, на этом поле овес созрел раньше, и медведи раньше выели его почти весь. Осмотрев поле и не найдя свежих следов, мы пошли на самое дальнее поле. Не доходя до того поля метров четыреста, мы уже обнаружили свежие медвежьи следы и помет. Значит, медведи кормятся здесь. И на самом деле овес на этом поле только начал созревать – для медведя это самое лакомство.
Дело было уже к вечеру, так что решили караулить здесь медведя до темноты. На медведя я охочусь не с лабаза, а сажусь внизу на краю поля в кустах, так по моему медведю труднее учуять человека, чем сидящего наверху.
Этот вечер нам успеха не принес. Просидев до темноты, мы пошли домой. Дорога была очень грязная, глубокая машинная колея, темно, так что эти одиннадцать километров показались мне адом. Думал не дойду нормально до деревни, ноги выверну в этих ухабах. Иду, а сам про себя думаю: «Все хватит, они свой хлеб едят», - это я про медведей. При егере же не будешь жаловаться, что идти невыносимо. Завтра, думаю, поеду лучше на уток. Сиди себе в лодке постреливай, не надо грязь эту месить, километры наматывать и ноги будут целы.
Наступило завтра, я выспался, отдохнул, и вчерашние ночные мысли больше не возвращались в голову. После обеда я снова стал собираться на то дальнее поле. Егерь же отказался идти со мной, он еще не отдохнул со вчерашнего нашего похода. Так я ходил еще две ночи с этого поля до деревни. Медведи на поле до темноты не выходили, но когда я приходил вечером на поле, то каждый раз обязательно видел свежие следы и помет. Вероятно, медведи посещали это поле поздно ночью или рано утром. На четвертый раз я решил остаться на поле с ночевкой.
В этот день приехал из города еще один охотник с лицензией. Вечером мы втроем сели на трактор и поехали на дальние поля. Двое охотников остались на поле с будкой, а я пошел на дальнее поле. Мы договорились, что я обратно с ними не поеду, а останусь ночевать в лесу.
На поле я пришел еще засветло. По дороге я обратил внимание на совершенно свежий волчий след. Было такое ощущение, будто я за ним по пятам иду и вот-вот догоню. Вспомнил, как сегодня егерь рассказывал, что в этом районе у него живет один старый волк. Ходит уже второй год одиночкой. Старый стал, вероятно, из стаи выгнали, вот и бродит один по дорогам. Охотиться сам уже не может, так что собирает все, что попадет.
На краю поля я устроился поудобнее под старой липой. (Однажды под этой липой мы караулили медведя вдвоем с другом. Сидим спина к спине, он за одним концом поля наблюдает, я за другим. Сидели долго, смеркаться стало. Вдруг слышу какие-то непонятные звуки. Я в поле впился глазами, от напряжения слезы из глаз идут, на поле-то уже сумерки. Ну, думаю, где-то на краю мишка овес чмокает. Я ружье на изготовку, вдруг мой друг как захрапит, меня на месте прямо подкинуло, и спина мокрая стала. Ох, и поматерил я его. С тех пор вдвоем никогда не сажусь.)
Сижу, слушаю, как птахи стрекочут. Они ведь медведя сразу выдают своим поведением, когда он подходит или обходит поле. Вроде все птицы успокоились, пора и мишке выходить, а его все нет и нет. Перед самыми сумерками начал моросить дождь, сначала чуть-чуть, потом разошелся. Я промок, и ночевать в лесу в такую сырость мне расхотелось. Медведь не пришел и в этот раз. Не дожидаясь темноты, я решил идти к трактору, а то те двое могли уехать без меня в деревню. Топать по грязи в темноте мне не хотелось, и я быстрым шагом, почти бегом направился к трактору.
Отойдя от поля с километр, я увидел, что по темной дороге движется какой-то серый зверь, и движется как-то странно, от обочины к обочине. Было уже темно и понять, что за зверь впереди, я не мог. Дорога заросла высокой травой, только посередине тропа протоптана и зверь мелькал светлым пятном в этом прогале. Темнота скрадывала его размеры. Я подумал: «Может барсук», – и опустил ружье, потом вспомнил волчий след и стал ждать, когда снова это светлое пятно покажется в прогале дороги.
Вдруг на том месте, на обочине дороги появилось что-то большое и темное. Расстояние скрадывала темнота. В голове сразу сработало – медведь. Потом, приглядевшись, мне показалось, что это очертания лося, вышедшего наполовину на дорогу. Еще секунду и я бы нажал на спусковой крючок. Фу ты, аж в холод бросило, чуть лося не застрелил. Но вдруг эта лосиная голова выросла над дорогой метра на два, как мне показалось, и уже ясно сложились очертания здоровенного медведя.
Я вскинул ружье и выстрелил в эту «гору», таким он мне показался большим. Медведь с ревом и треском бросился вправо от меня в лес. Тут же появился светлый зверь, я выстрелил два раза по нему, не сходя с места. Он с ревом бросился влево от меня. В это время я услышал, как заводят трактор, тогда я заломал несколько кустов для метки, где стрелял и побежал к трактору. Утром разберусь по следам – подумал я – попал или нет.
Пробежав метров триста, я повернул на дорожку влево и тут на повороте столкнулся еще с одним медведем нос к носу, который бежал на махах мне на встречу. Медведь, как и я, не ожидал такой ночной встречи и на секунду замер метрах в десяти от меня, вероятно, оценивая обстановку. Мне же оценивать обстановку было некогда, ружье само соскочило с плеча и, не целясь, я два раза успел выстрелить в него. Наверное, я бы выпустил весь магазин в него, если бы ружье не заклинило. К моему счастью смертельно раненая медведица бросилась не на меня, а в сторону и скрылась в молодом березняке. Это я уже понял только на следующий день, а тогда я не мог трезво оценить обстановку. За какую-то минуту произошла встреча с тремя разными медведями, все это сразу и не переваришь.
Посветив спичкой на то место, где стояла медведица, я крови не обнаружил. Фонарика со мной не было, а от спичек какой там свет. Вся земля была устлана опавшими листьями, так что в этой пестроте сразу кровь-то и не увидишь. Решив разобраться со всем этим утром по свету, я побежал дальше. Услышав мои выстрелы, охотники заглушили трактор и стали ждать меня. Прибежав к ним, я все рассказал. Оказалось, что светлая – это была седая медведица, которую они тоже видели в этот вечер на своем поле. Сопоставив факты позднее, я выяснил, что медведь и две медведицы были у них на краю поля, но, видимо, почуяв людей, они решили перейти на поле ко мне. По дороге я с ними и встретился. Почему медведь был с двумя медведицами вместе, точно установить не удалось. Может быть, гон по какой-то причине затянулся.
Встав утром пораньше, я зашел за охотником, который приехал вчера. Он ночевал у другого егеря Петра Степановича. Взяв с собой собаку, которую он привез с собой, мы пошли искать стрелянных мною медведей. Не доходя с километр до последней стрелянной мною медведицы, я заметил, что на дороге дерн весь выдран и скручен кусками в рулон. Я подумал сначала, что кабаны копали, но на земле были отпечатки только медвежьих лап. Так на протяжении примерно двухсот метров вся тропа, по которой я вчера шел, была свернута словно ковер. Если бы медведь кормился личинками, то было бы видно по следам, да и дерн весь целый, не разорван, и главное, дерн содран только с тропы, по которой я шел, а справа и слева от нее он целый.
Пока я осматривал это место, мой товарищ с собакой ушел вперед. Вдруг я услышал выстрел впереди и сразу же рванул туда. На ходу я услышал еще один выстрел и прибавил скорости. Подбежав к этому охотнику, я увидел, что метрах в сорока от него, прямо на дороге лежит медведица темного цвета. Собака, которая всю дорогу не отходила от его ног, подбежала к медведю, ткнулась носом в него и, поджав хвост, рванула обратно, проскочила у хозяина меж ног и припустила в деревню. Сколько он ее не звал, она так и не вернулась.

11.
В конце ноября 1985 года в районе поселка Первомайка в капкан №1 попался соболь на приманку из белки.

12.
Утка на елке.
Во второй половине сентября я вместе со своими друзьями: Воеводкиным А.М., Головиным Ю.А., Водолазовым В.А. поехали в Яйвинское охотхозяйство БАТЗ. С собой взяли двух собак: моего Карата и Воеводкину Тайгу.
Приехали в поселок Первомайка уже к вечеру, примерно часа в четыре – пять. Однако сразу же взяв ружья, пошли в лес. Мы решили пройти вдоль реки Уньва до Чертого моста и вернуться обратно до темноты.
Собаки шныряли вдоль дороги по лесу впереди нас, иногда вспугивали рябчиков. Вспугнув рябчика, Тайга долго лаяла на то дерево, где он сидел. Карат сначала подходил к ней. Постоит понюхает, послушает и убегает, а Тайга все заливается. Тогда мы ее подзываем и идем дальше. В этом году урожай черемухи. Старая дорога, по которой мы шли, заросла с обеих сторон черемухой. Так и движемся по дороге от черемухи к черемухе, выбирая те, на которых ягоды покрупней и послаще.
Ближе к речке черемушник кончился. Подойдя к старому мосту через Уньву, решили перекусить, да и пить очень хотелось после черемухи. Перекусили, отдохнули и дальше. Перешли через речку по скользкому бревну – все, что осталось от моста – и разделились на две группы. Я с Водолазовым пошел по старой узкоколейке, а Саша с Юрой пошли берегом речки.
Узкоколейка была старая и уже заросла осинником, березняком и ивняком. Мы шли по набитой тропке. Справа по косогору вдоль узкоколейки тянулись старые зарастающие вырубки, слева – речка. Услышав справа хлопанье крыльев, вскинули ружья, однако косач, поднятый на вырубке Каратом, промелькнул далеко впереди нас и сел на высокую отдельно стоявшую сосну. Посадив на дерево косача, Карат стал его облаивать. Теперь оставалось только осторожно подкрасться к сосне.
Облаивая тетерева, Карат поворачивал голову в нашу сторону и ждал, когда мы подойдем. Я знал, что в этом месте птица пуганная, и вряд ли Володя, который подкрадывался к косачу, подойдет к нему на выстрел. Так и вышло. Не выдержав собаки, тетерев снялся и «ушел» налево от нас через речку. Карат кинулся за ним, а мы двинулись дальше по тропе.
Через некоторое время я сказал Володе, что пройдусь по вырубкам, а он двинулся по тропе, которая вилась по середине узкоколейки. Свистнув Карата, я пошел вправо на косогор. Пройдя по вырубкам с километр, я видел только одного вальдшнепа, который вылетел у меня из-под ног. Выстрелить помешал густой осинник.
После этого я вернулся на узкоколейку и по ней пришел на Чертов мост. Оказалось, что я пришел первым. Сел на берегу и стал ждать, Карат лег рядом.
Вскоре, берегом речки подошли Володя с Юрой, не было только Саши. В этом месте держался рябчик – это я знал прекрасно, так же я знал, что Саша страшный рябчатник!

13.
Весь февраль 1984 года я занимался зимним учетом охотничьих зверей и птиц. Прокладывал лыжню на учетных маршрутах, пробных площадях. Весь световой день обычно проводил в лесу.
На этот раз сумерки застали меня недалеко от деревни Разим, и я решил заночевать там, у знакомого охотника. Рано утром, позавтракав, я пошел по одному из учетных маршрутов. Погода с утра была тихая, морозец градусов шесть – семь.
Спустившись от деревни к реке Яйва, я увидел на дороге два совершенно свежих следа волка. Видимо они прошли на рассвете. Направление следов было мне навстречу. Волки, то двигались по дороге, то по льду речки возле берега. На самой реке льда уже не было от поселка Яйва до деревни Разим, это примерно километров сорок.
Так я дошел до устья лесной речки Сибирка, которая впадает в Яйву, и свернул на старую лесовозную дорогу, которая ведет в поселок Первомайка. Пройдя с полкилометра, я увидел свежие лосиные следы. Со мной была собака молодой кобель, западносибирская лайка по кличке Карат, который, увидев наброды, стал искать хозяев этих следов.
Я стал наблюдать за его поиском. Несколько раз, мелькнув через дорогу то в одну, то в другую сторону по лосиным набродам он скрылся в лесу. Я ждал, что будет дальше, так как еще не разу не видел его работу по лосю.
Минут через десять он залаял. Сначала лаял не решительно. Гавкнет раза два – замолкнет. Мне было не понятно, то ли он лает на лосей, то ли на белку. Я стал подкрадываться к тому месту.

14.
Антон и зверь.
Это было летом, летом.
Это было – не знойным летом.
Это было вовремя.
Конечно вовремя для меня, во-первых, и для сына, наверное, а даже точно, во-первых.
Сейчас много смотрят дети фильмов ужаса, насилия и т.д., но когда мне сын сказал, что это страшнее любого боевика, мне стало приятно.
Прошло уже два года после этого случая. Сын тогда меня уважал, как любимого героя или каскадера, только не «Голливуда», а нашего, настоящего.
Мы с женой поженились в день молодежи. Год, число не имеет значения. Просто мы так захотели.
В это лето, когда у нас уже был второй ребенок – Антон – мы с женой жили самостоятельно, эта, как я думаю, независимость помогала, или помогает быть собой.
С самого детства я боялся всего, если был один. Мне, как я помню, было всегда страшно.
Однажды взрослые ребята придумали мне кличку – Кончик, я думаю это от моей фамилии, Наконечников. И вот когда меня выделили из всей толпы «старшие», я стал независимо ни от кого среди своих однолеток лидером. Это дало мне незаслуженную репутацию лидера.
По натуре я всегда был трусом, вернее словесным трусом. Словами меня можно было убить наповал, но физически, хотя я и не обладал силой, мне не было равных на определенном отрезке времени и на определенном участке.
Один раз я посмотрел в глаза своей однокласснице, и потерял себя, как я думаю, навсегда. Прошло много лет, прошло много всего, но я уже не могу хоть на секунду стать таким, каким был до встречи с ней.
Прошло определенное время, сын стал взрослей, и я так думаю, он поменяет это зрелище на «американскую шоколадку», или лучше он соберет своих знакомых на смотрины, а сам будет за кадром.
Но тогда было так. Конец июня, день молодежи. Мы с сыном приготовили стол, прошел день, наступил вечер – мы были ни кому не нужны (мое личное мнение).
После десяти вечера я позвал сына прогуляться с собаками по лесу. Он, похоже, только этого и ждал, потому что без ружья, он знает, я не хожу.
Было еще светло, мы шли с сыном вдоль старой дороги, вдруг одна моя собака залаяла, причем очень грубо. Не обращая на нее внимания, мы шли по дороге и высматривали первые настоящие грибы – в это время обычно появляется первый слой красноголовиков, белых и т.п.
Погавкав, Карат выскочил к нам на дорогу, и, увидев, что мы рядом, кинулся обратно в лес. За ним увязался щенок, который шел с нами. Через мгновение они на два голоса стали облаивать кого-то.
Мы с сыном зашли в лес – так было интересно, на кого они тявкают. Собаки у меня были белого цвета, их очень хорошо было видно даже на расстоянии. «Гав, гав!» – и крутятся у кустарника, от нас – метров пятьдесят. Я подумал, что они нашли куницу, потому так яро лают, и осматриваю ближние елки. Сын мне говорит: «Папа, а я красноголовик нашел!» Конечно, я обрадовался – не всегда в день молодежи можно поесть грибы, причем не сморчки и строчки, а настоящие. Такой был красивый красноголовик. Но только я опустил глаза от вершин елок, как увидел того, на кого мои собаки заливались.
Сыну я сказал: «Антон, здесь медведь!» – и показал ему. Косолапый стоял метрах в тридцати от нас и оборонялся от собак, отмахиваясь передними лапами.
Машинально переломив ружье и выронив дробовые заряды на землю, я вставил в стволы пули. Медведица, не выдержав натиска собак, отбежала.
– Антон, брось грибы, ты же видел, здесь медведь, я пошел за ним.
Как у меня потом болело сердце, да не только сердце – мне было страшно за сына.
Увидев медведя, я, забыв все, как охотничья собака кинулся за ним. Правда, я успел перезарядить ружье пулями и вперед.
Он отбежал недалеко – собаки его остановили и стали облаивать. Примерно на расстоянии пятьдесят метров, я ее – это была самка – хорошо видел. Собаки работали хорошо, может и не хорошо, но это мои собаки, первый раз работали по медведю. Одному был год, а второму – три месяца.
Забыв про сына, увидев медведицу, я решил победить ее. Это был мой 16 медведь. Бегом через кустарник, я бросился на прицельный выстрел. Эта самочка была не так глупа, с собаками работала, как пишут в литературе, а вот меня не хотела подпускать.
Рыкнув на собак, она кинулась в глубь леса. Метров через триста – четыреста собаки ее догнали, и опять у них начался свой разговор.
На лай собак я бежал, чуть ли не с закрытыми глазами, боясь оставить их на кустах или валежнике. Обежав валежину, я увидел ее, стоявшую на задних лапах и отмахивающуюся передними лапами от собак. Ее я видел хорошо, так же как собак. Вернее, собаки белые, крутились вокруг нее, и их хорошо было видно, а она стояла, может сидела – не знаю; я видел ее голову отлично из травы.
В голову ей я бы не смог попасть, потому что она рыкала постоянно на собак, тогда я прицелясь в голову, опустил мушку ниже, примерно в окончание шеи.
Тот кто хоть раз охотился на медведей… Да нет, если не видишь других деталей, обычно стреляешь по интуиции.
После выстрела, она замерла, потом развернулась и побежала. В это же время завизжал щенок и кинулся ко мне. Когда я выстрелил второй раз по бегущей, она упала, перевернувшись через голову. В голове у меня пронеслось: готова. А тут еще щенок под ногами, голова в крови. Она ему лапой разорвала ухо, а ему бедняжке три месяца от роду. Наверное, если бы был больше, не стал бы возле нее крутиться.
После второго выстрела, потеряв ее из вида, я пошел на место первого выстрела, щенок за мной, а вторая собака, как оказалось, пошла дальше за медведем.
Увидев на траве кровь, носом ткнув щенка в след и убедившись, что он понял, я пошел по следу. Что такое след летом, может меня понять только охотник или, вернее, человек, живущий рядом с лесом. Травка кое-где помята, кусты раздвинуты, и везде мазки крови. Даже пройдя через иван-чай, она сделала его красивее, то есть бордовее.
Унюхав кровь, мой щенок с порванным ухом осмелел и рванул вперед, а там уже его брат остановил медведицу и облаивает. Без всякой осторожности, на лай собаки, через кусты и заросли, оберегая глаза, вернее с закрытыми глазами, я шел на открытый участок леса. Медведя я не видел, обе собаки усердно лаяли на мелкий кустарник. Держа ружье на изготовке, я подошел к собакам и тихонько им скомандовал: «Взять!»
Только они кинулись в кусты, как оттуда молнией, как мне показалось, выскочила медведица и прямо на старшего кобеля. Он успел увернуться и – ко мне под ноги, где уже сидел щенок.
После выстрела медведица кувыркнулась через голову и стала крутиться на месте. Собаки от меня ни на шаг. Я сделал для страховки очередной выстрел по ней (она была от меня метрах в семи-восьми), тогда она вскочила и побежала от меня, вернее не от меня, а как бы под малым углом от меня, но на меня не бросилась.
Моментально перезарядив ружье, я стал командовать собакам: «Поискать, поискать!» Нехотя, но они ушли по следу. Я же, идя по измятой траве, пытался определить, куда она побежала. Определить след было сложно, крови на траве уже не было, и собаки почему-то уже не шли вперед.
Хоть на меня напрямую медведь ни разу не нападал, все равно я решил подстраховаться. Собаки вперед не идут, трутся у ног. Я несколько раз возвращался до того места, где последний раз видел кровь на траве и кустах. Собаки от меня не отходили. Про сына я забыл, а он за мной, оказывается, по пятам бежал, боялся в лесу заблудиться.
Впереди было мелколесье и несколько упавших старых деревьев. Разобравшись в следах, я пошел по тропе, но собаки стояли в стороне от меня и нюхали, вернее их морды были направлены не по следу медведицы.
Мне было не понятно, почему они не лают, если чуют зверя. Зная повадки косолапых, я не пошел по следу, а подошел к собакам и стал их посылать вперед. Они не шли.
Вдруг сзади сын мне говорит, что за тем валежником что-то хрипит. Я, конечно, этого не слышал, со слухом непорядок.
Держа ружье, заряженное дробью, на изготовке (пули кончились), я стал травить собак на то место, где сын слышал хрип. Мое присутствие и команды на собак повлияли, и они бросились на валежник.
Что такое время или вернее мгновение, я сказать или описать не смогу. Меня поймет тот, кто испытывал это же, не обязательно это должно быть связано с охотой. Мне кажется – это состояние души, а противостояние чему-то или кому-то не обязательно.
Вылетает зверь с раскрытой пастью, собаки – в стороны. Расстояние было такое, что первый мой дробовой заряд уронил его только благодаря динамическому удару. Встав снова на задние лапы, с ревом, он решил задавить меня, а может мне тогда так показалось.
Наставив ружье в упор, я выстрели еще раз. Медведицу отбросило выстрелом. Перезарядив ружье, я выстрелил ей в голову в упор еще раз.
Уже стало смеркаться. Я достал нож и начал разделывать зверя, вдруг слышу слова сына: «Папа, это страшнее боевика!» Никогда у меня не тряслись руки, но после этих слов я испугался. Испугался в том смысле, что я весь отдался поединку, забыв самое главное – забыл, что со мной сын. Я у него никогда не спрашивал, испугался он медведя или нет, только он мне тогда сказал: «Папа, почему у тебя стали дрожать руки, ведь ты не разу не промазал?»
Выбросив потроха из косолапого, даже не сняв шкуру, а просто вставив во внутрь рогатины, мы пошли к тому месту, где сын нашел красноголовик. Ведь все-таки день молодежи, наш с женой праздник, а как летом без грибов!

ТАБАКОВ ГЕННАДИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

МОИ ОХОТНИЧЬИ РАССКАЗЫ

ПРОСНУВШАЯСЯ СТРАСТЬ

Видимо в каждом человеке дремлет то чувство, которое все называют охотничьей страстью. У меня оно дремало недолго и проснулось ещё в раннем детстве, когда я все летние дни проводил в поле, куда выгонял нашу корову на пастбище. Сначала я это делал вместе со старшими братьями, а чуть повзрослев и сам пас нашу кормилицу "Зорьку". У братьев Юрия и Володи, которые были постарше меня, было старенькое воздушное ружьё или "Воздушка", как мы называли его. Благодаря "Воздушке" длинный летний день становился удивительно коротким для нас. Что только не придумывали братья, чтобы скоротать день: проводили состязания, стреляя по нарисованным мишеням; охотились на многочисленных сусликов и воробьёв, стреляли просто по воде, поднимая высокие фонтанчики и т.д. Стреляли чугунной дробью, ржавые кучи которой отыскивали у брошенных скважин, оставленных геологоразведочной партией (ГРП). Конечно, и я держал в руках это первое ружьё, постигая азы стрельбы по различным целям. Иногда, когда братья занимались другими играми, я заряжал ружьё дробинкой, которую надо было подобрать по размеру, так как дробь была разных диаметров и часто застревала в стволе, и крался к суслику, столбиком стоящему и периодически посвистывающему, как бы предупреждая всех сородичей о надвигающейся опасности. Долго выцеливая, я не мог унять волнение, сладко накатывающееся откуда-то изнутри и мешающее сосредоточиться на мушке, когда же видел мушку, то исчезал, как будто расплывался в горячем воздухе, сам суслик. Произведённый хлопок выстрела казался мне пушечным, но странное дело, суслик успевал юркнуть в норку до того, как на его месте поднимался фонтанчик пыли. Это ещё больше разжигало во мне охотничий азарт, и я вновь искал подходящую жертву и начинал все сначала. Дома же, когда братья уходили, я доставал "Воздушку", рисовал гвоздём на глиняной стене сарая круг и тренировался, набивал не только руку, но и глаз, как говорили братья, подтрунивая надо мной. Доходило до того, что стенка превращалась в сплошное месиво и осыпалась, за что от матери получал не раз затрещины. Но стрелять научился, и не раз попадал по крадущимся к голубям большим соседским котам. Дробь котов не пробивала, но видимо им было довольно больно и мявкнув от неожиданности, они прыгали с крыши и на незначительное время забывали думать о моих любимцах. Кошки были первыми врагами всех голубятников, уж очень много было съедено ими птенцов не только у меня, такая вот натура этих домашних хищников. Особенно враждовали мы с большим серым котом нашей соседки Мариши, уж больно хитрым и коварным он был и не раз наносил нашей голубятне значительный урон. Он следил за нами постоянно, а мы за ним. А увидев, что он лежит на излюбленном месте на лавке во дворе соседки, быстро открывалась форточка, и один из братьев прицельно стрелял по коту. Тот резко прыгал, громко крича, иногда пугая соседку так, что она вскрикивала, проклиная нечистую силу и долго крестилась. Хлопка выстрела из комнаты ей не было слышно, а тем более нашего смеха, до слез давившего нас после увиденного спектакля. Сейчас становится стыдно, вспоминая эти " шалости", за которые в настоящее время могут привлечь к ответственности за нарушение закона о защите животных, но тогда для нас был один уличный закон - закон защиты голубей. Однажды осенью, когда началась уборка зерновых, сосед Гельмут, работающий на комбайне, рассказал, что за "Белым Камнем" неоднократно поднимал большую стаю косачей. "Белым Камнем" называлась гора, расположенная где-то километров за десять от Шемонаихи, где мы и жили в те годы. В этой горе добывали белый известняк, который после обжига превращался в известь. Братья загорелись от такого известия и стали собираться на охоту. У нас в то время дома отец держал одноствольное ружьё "Тулку", братья из которого часто стреляли по мишеням. Решили ехать ранним утром на охоту, а весь вечер заряжали латунные патроны, засыпали туда дымный порох меркой и дробь, накатанную между двух сковородок из кусочков нарубленного свинца. Я вертелся возле них, во все глаза рассматривая весь процесс заряжания патронов, мешая иногда им, за что заслуженно получал лёгкие "подзатыльники" и скулил. Скулил не от боли, а от обиды, что меня исключают из этого процесса подготовки, который иногда слаще самой охоты. Это я пойму потом, когда повзрослею, каждый раз наслаждаясь подготовкой к очередной охоте. А тогда, видимо, чтобы отвязаться от меня, они пообещали взять меня с собой на охоту. Никогда не забуду, как я радовался этому, лёжа вечером на кровати, представляя краснобровых тетеревов, к которым мы будем подкрадываться и стрелять по ним. Тетеревов - косачей я видел на картине, которую брат Володя нарисовал масляными красками на холсте, и она висела над моей кроватью. На ней были изображены синебокие петухи с красными бровями, дерущиеся на току из-за невзрачной серой самочки, которая находилась в сторонке и как-бы не замечала этого поединка. Я не мог заснуть, представляя все новые и новые картины охоты, которые откуда-то появлялись в моей голове, хотя ни разу не был на охоте. Видимо рассказы самого старшего брата Михаила, который успел поохотиться в лесах Катон-Карагая во время войны, прежде чем уйти на фронт, накрепко засели у меня в мозгу, а теперь буйно рисовали всякие охотничьи сюжеты. Больше всего боялся тогда проспать. Ещё солнце не коснулось моих глаз, как меня будто ударило молнией! Проспал! Первое, что пришло мне в голову, увидев мать, раскатывавшую скалкой тесто для лапши. Комната была пуста, а мама успокаивающе сказала мне, что братья пожалели будить меня ранним утром, так крепко я спал, и уехали на охоту. Отец разрешил им запрячь в телегу лошадь, на которой они и укатили, получив задачу обратно привезти накошенной травы. Не помню, как я одевался на ходу, как перескочил через высокий дощатый забор пекарни, чтобы укоротить путь и пустился догонять братьев. Бежал без остановок, а обида и слезы давили в горле, затрудняя дыхание. Мелькали знакомые места, где приходилось ходить на рыбалку, по дамбе пробежал мимо пруда на речке Березовке, а там уже и видно " Белый Камень". Время потеряло тогда значение, не знаю, сколько я бежал, а потом уже и шёл, отдыхая и дыша, как рыба, выброшенная на берег, но наконец, я увидел телегу и удивлённо смотрящих на меня братьев. Уже сидя в телеге, я был счастлив, что догнал их и не слушал виноватые оправдания братьев. Долго мы тогда искали " косачей" по скошенным полям и логам, заросшим черёмухой, но так и не нашли. Только подняли двух чирков, переезжая речку, которые пулей исчезли вдалеке, резко поднявшись вверх, после запоздалого выстрела брата Владимира. Накосив травы, обратно ехали как на перине, не чувствовались ухабы и кочки, набившие до этого нам задницы. Я лежал на спине и смотрел в небо, где кругами парил большой беркут, высматривая жертву и думал, как хорошо жить, когда в тебе столько много страсти, и ты не знаешь, куда её применить. Как хотелось тогда быстрей жить, чтобы повзрослеть и уже самому выезжать на охоту, которая хороша, даже и без дичи.

ПЕРВАЯ ОХОТА

Вспоминая детские годы, не могу не рассказать о тех первых охотах, участниками которых стал только благодаря моему самому старшему брату Михаилу. Жили мы тогда в Шемонаихе, районном центре в Восточном Казахстане. Брат работал машинистом паровоза и в свободное от поездок время долгими часами часто сидел за столом, снаряжая патроны порохом и дробью. В эти минуты его было не узнать, лицо его добрело и светилось какой-то радостью, как будто он перебирал руками не патроны, а какие - то драгоценности. Глаза, с хитрым прищуром, смотрели на меня, и он рассказывал различные охотничьи прибаутки и небылицы, которые я воспринимал за "чистую монету". Часто говорил мне, что с ружьём охотиться сможет каждый, а вот без ружья - не всякий. Запомнился навсегда его рассказ об охоте на зайцев с махоркой. Я дотошно расспрашивал его обо всех подробностях этой охоты, а он, смеясь, рассказывал, что надо на заячьей тропе положить камень и насыпать на него табак (махорку). Заяц, мол, бежит по тропе и видит на камне что-то, а когда, заинтересовавшись, понюхает табак, то громко чихнув, бьётся носом об камень и падает замертво и надо только ходить, чтобы подбирать дичь. Я верил и не верил, зная шутливый нрав брата, трудно было понять, когда он шутит, а когда говорит всерьёз. Однажды он пообещал взять меня на охоту на зайцев. Не могу передать то счастливое чувство, с которым я готовил одежду и валенки к предстоящей охоте. Вся подготовка состояла из того, что одежда укладывалась на печку для просушки. Казалось, она у меня никогда не просыхала, так как после первого снега, выпадавшего всегда неожиданно, я приходил домой как "снеговик". Рано утром брат разбудил меня, а я, ещё не веря в происходящее, не знал, за что хвататься, чтобы побыстрее одеться, лишь бы угодить ему. Быстро проглотив кусок хлеба, и выпив залпом стакан молока, я выскочил на улицу. Нетерпение было такое, что казалось, брат сильно медлит или совсем передумал идти на охоту. Но вот, наконец, мы идём по первому снегу (пороше), который мягко поскрипывает под ногами брата, важно шагающего с ружьём за плечом, а я, как охотничья собака, то семенил рядом, то забегал далеко вперёд, поглядывая по сторонам в надежде, что нас увидит кто-нибудь из моих друзей. То, что творилось в моей душе не описать, но чувство было такое, что хотелось не идти, а бежать или лучше лететь, чтобы быстрее оказаться на месте охоты. А охотиться мы шли к старому саду, который все называли "колхозным". Летом мы пасли там своих коров по берегам речки Поперечки и лакомились мелкими яблочками-ранетками из этого сада. Сад был заброшенным и зарос густым кустарником, но для зайцев это было излюбленным местом. Кусты акации, выросшие между яблонь, склонились к земле под тяжестью выпавшего снега, искрившегося на солнце мелким бисером, ослепляя глаза. Эта картина напоминала зимнюю сказку. Подойдя к саду, брат проинструктировал меня, что надо делать. А надо было мне, подождав, когда Михаил обойдёт сад для засады, идти и громко кричать и стучать палкой по деревьям. От нетерпения дрожали ноги, но я стоял и ждал. Немного обидно было, что не увижу сам процесс стрельбы по зайцу, который я "прокручивал в голове" в различных вариантах, готовясь к этой охоте, но это чувство быстро затмевалось другим, азартом быстро найти зайца и выгнать его на брата. И вот я иду, вернее, продираюсь свозь густые заросли кустов, громко крича, не замечая падающие шапки снега мне на голову и за шиворот куртки, холодными змейками стекая по спине, набиваясь в голенища валенок. Казалось, сад был нескончаем, но увиденные свежие следы поднятого зайца подстегнули меня и я бегом рванулся по саду вдогонку. Громом прозвучал выстрел ружья где-то совсем недалеко и я, выскочив, наконец, из зарослей, увидел брата, державшего за длинные уши ослепительно белого зайца. Заяц был мёртв, но мне не жалко было его, ведь это был трофей, добытый с моей помощью. Хорошо рассмотрев зайца и потрогав черные кончики его ушей, я уже рвался вперёд, чтобы найти другого зайца. Хотелось весь день ходить по заснеженным полям и лесополосам, в надежде увидеть живого зайца. И мы - ходили! Но больше зайцев не увидели, хотя следы их и попадались. Не забуду никогда вкус хлеба, который мы жевали всухомятку на привале, казалось, что вкуснее ничего на свете нет. Брат сидел на сломанном дереве и рассказывал мне о повадках зайцев, а я заворожённо слушал его и гладил руками ствол ружья, мечтая о том дне, когда я сам возьму его в руки для охоты. Он много рассказывал о своём детстве, проведённом в горах Катон-Карагая, где начинал охоту на зайцев, ставя силки в лесу, ежедневно после школы бегая проверять их. А пойманные зайцы служили хорошим подспорьем в те голодные военные годы для нашей большой семьи. Отец наш, Александр Гаврилович, всегда скупой на похвалу, говорил ему только одну фразу: "Молодец старшой!" Это было высшей наградой в семье. По дороге домой, я шёл за братом, а заяц, перекинутый через моё плечо, как скатка от шинели, уже казался мне таким тяжёлым, как будто нашпиговали его свинцом. А когда брат снял его с меня, я, казалось, сразу стал настолько лёгким, что могу подпрыгнуть и полететь. Мир был для меня тогда таким просторным и красивым, что хотелось громко кричать, что я люблю его и вечно готов бродить и любоваться его природной красотой. Несмотря на усталость, я шёл, и уже думал и мечтал о будущих охотах. А какое чувство гордости я испытал, идя рядом с братом по нашей улице с добытой дичью, ловя завистливые взгляды сверстников, кучкой бежавших рядом с нами до самого нашего дома. Да! Нет ничего на свете лучше первой охоты, когда у тебя ещё впереди целая жизнь!

ПЕРВЫЙ ВЫСТРЕЛ

Однажды, когда я учился в четвёртом классе, во время зимних каникул мы с мамой приехали в гости к Михаилу. Брат жил тогда на станции Сары-Шаган, рядом с большим озером Балхаш. Он работал машинистом тепловоза. Природа там мне не понравилась, кругом одна заснеженная степь, а деревья были только в самом посёлке. И когда брат стал собираться на охоту, я удивлённо подумал, как же охотиться в пустой степи, но, тем не менее, попросил его взять меня с собой. Утром следующего дня мы шагали с ним по направлению к озеру Балхаш. Берег озера определялся только по высоким зарослям камыша, который узкой лентой тянулся к самому горизонту, иногда круглыми островами выделяясь в белой пустыне заледеневшего озера. Вот по этим камышам мы и должны были охотиться. Михаил пояснил, что здесь можно встретить не только затаившегося зайца, но и хитрую лису, рыскавшую даже днём в поисках добычи. Мы долго ходили вдоль камышей, но следов никаких не было, кроме цепочек мышиных следов, внезапно исчезающих под снегом. Это стало меня утомлять, и одновременно стал пропадать интерес к такой охоте. Стало понятно, почему лес в природе играет важную роль в жизни всех зверей, а когда живёшь рядом с ним, как-то этого не замечаешь. Я шёл и думал, почему природа так не справедливо распорядилась, в одних местах его слишком много, что надо вырубать для жизни, а в других совсем нет. Видимо и брат, поняв, что дальнейшей перспективы у этой охоты не будет, решил заняться рыбалкой. Достав из рюкзака топорик, он прорубил лунку во льду, который оказался не очень толстым и рассыпался от ударов топорика на мелкие перламутровые осколки. Я заглянул в лунку, но ничего не увидел, кроме темноты. До этого я не знал, что можно рыбачить и зимой, думал, что зимой рыба спит, как спят медведи. Михаил же, самодельной удочкой начал ловить. Маленькая медная мормышка, похожая на жучка, ярко блестела на солнце и змейкой уходила под воду. А я сидел и думал, как же рыба клюнет, если на крючке нет наживки. Рыба действительно долго не клевала, но вдруг брат резко подсек и выбросил на лёд трепыхавшегося белого окуня. Я схватил его руками и тут же бросил, уколовшись об острый плавник. Окунь внешним видом походил на нашего речного, но был без характерных черных полос, как альбинос - белый.

Моя первая зимняя рыбалка... Балхаш.

Теперь насадкой на мормышке был глаз окуня, ловко выдавленный ногтем брата и насаженный на крючок. Была моя очередь ловить. Неумело и волнуясь, я опустил насадку под воду, ожидая резкой поклёвки, но рыба долго не клевала. Когда же хотел вытащить мормышку из воды, начав её приподнимать, как всей рукой почувствовал рывок. Я испытал невыразимое чувство, вытаскивая сопротивлявшуюся рыбу, неожиданно появившуюся в лунке и в мгновенье выброшенную на лёд, где она трепетала на снегу, отражая лучики солнца. Упав на колени, я ладонями быстро накрыл её, чтобы не упала в лунку. Да, впечатление было острее, чем от летней ловли рыбы, когда частые поклёвки сглаживают азарт у любого рыбака. Это была первая рыбка, пойманная мной со льда, но запомнившаяся на всю жизнь. Перекусив бутербродами, которые мама приготовила и настоятельно положила мне в холщовую сумку, мы стали собираться в обратный путь. Брат, видя мои косые взгляды на ружьё, снял с пояса патронташ и повесил мне его через плечо, как пулемётную ленту у бравых моряков на картине "Взятие Зимнего Дворца". А потом, подумав, отошёл на тридцать шагов и воткнул топорище топора в снег. Зарядив ружьё, он дал его мне, объяснив предварительно, как надо целиться и нажимать на спусковой крючок. Ружьё казалось тяжёлым и дрожало в моих руках, но поймав мушкой топор, я плавно нажал на спуск. Резкий удар в плечо и грохот выстрела не дали мне чётко увидеть облачко взметнувшегося снега вокруг топора и я, потеряв равновесие, сел в рыхлый снег. Едкий запах порохового дыма запомнился навсегда, как и этот первый выстрел, навсегда вошедший в жизнь, став судьбоносным для меня из-за любви к оружию, как стал вехой в истории страны выстрел с крейсера "Аврора". Подбежав к топору, я увидел блестящие серебром пятнышки от попавших в металл дробинок. Брат, улыбаясь, похвалил: "Молодец! Всегда попадай с первого выстрела!" Домой я шёл с гордо поднятой головой и ружьё, которое доверил мне нести брат, уже не казалось таким тяжёлым.

Мой первый выстрел...

ОХОТНИЧЬЯ ЮНОСТЬ

После окончания девятого класса и переехав с родителями жить на Северный Кавказ, я сильно скучал по покинутым местам и красивой природе Восточного Казахстана. Здесь же природа была красива только весной, когда все кругом цвело и благоухало зеленью, а под знойным летним солнцем все желтело и высыхало, только по глубоким оврагам и в лесу продолжала зеленеть жизнь. Со временем стал привыкать и осваиваться в здешних условиях, а начав учёбу в десятом классе средней школы 1 села Александровского, которая находилась почти в центре села, я нашёл новых друзей, и моя жизнь потекла по новому руслу. Так с Виктором Некрасовым и Сергеем Калашниковым подружился из-за увлечения охотой. Сергей подарил мне Тулку - старенькую одностволку без бойка, которую я отремонтировал, и она ни разу не подвела меня на совместных охотах. Тогда же я вступил в охотничье общество, обманув его председателя по фамилии Герман, приписав себе два года в возрасте, так хотелось скорее стать охотником. В те годы с этим было просто, все строилось на доверии, да и оружие было в свободной продаже и учитывалось только в охотничьем билете. После занятий в школе, я брал ружьё и гордо шёл по селу к лесу, чувствуя себя полноправным охотником. Первая моя самостоятельная охота была на куропаток. Приехав на велосипеде к другу Сергею Калашникову, жившему на хуторе Дубовском, мы вдвоём пошли на охоту по окрестным полям. Искали куропаток, которых было здесь, по рассказам Сергея, несчитанное множество. Проинструктировав меня о порядке и правилах охоты, Сергей ушёл в сторону, и мы пошли на одной линии по полю, на котором росли редкие подсолнухи. Я шёл, как охотничий пёс, вытянув голову вперёд, надеясь как-бы учуять этих сереньких птиц, ловко и быстро бегающих в высокой траве. Одностволка крепко сжималась мокрыми от пота руками так, что немели пальцы, а сердце, казалось, вырвется из груди от волнения и страсти, ранее неведанной мною. В голове стучала только одна мысль, как бы не промазать первым выстрелом, ведь в ружьё только один патрон. Неожиданным взрывом впереди меня взлетела стая серых куропаток, от чего я вздрогнул и быстро вскинул ружьё, но птицы свистящим веером разлетелись в разные стороны и быстро сели в самом конце поля. Я стоял и мысленно укорял себя, что не успел поймать на мушку ни одну из этих птиц. Сергей, смеясь, подошёл ко мне и начал рассказывать о том, что надо выбрать одну птицу и прицельно стрелять по ней. На следующем подъёме стаи, отдуплетился Сергей, выбив одну куропатку, которая резко упала в траву, только пёрышки долго вертелись в воздухе, выдавая место падения птицы. В тот день я стрелял несколько раз, но безрезультатно, поняв, что без тренировки трудно попасть в этих быстрых и юрких птиц. С охоты возвращались усталые и мокрые от пота, но мне не хотелось уходить, разгоревшийся азарт был неукротим. На следующей охоте, я с первого выстрела убил первую в своей жизни куропатку, сказалась мысленная тренировка в стрельбе по этим птицам. На протяжении недели, лёжа в постели перед сном, я мысленно ловил на мушку взлетающих куропаток, находил одну из них и стрелял. Даже во сне все повторялось вновь и вновь! Охота увлекла настолько, что в дальнейшем, почти все свободное от занятий время, я бродил по полям, окружённым многочисленными лесополосами из колючей белой акации, в поисках зайцев, куропаток и перепелов. Особо нравилась мне охота на "валежников", так местные охотники называли вальдшнепов из-за их любви покопаться в гнилой листве куч валежника. Осенью, во время перелёта, этот длинноклювый лесной кулик облюбовывал для отдыха леса вокруг села, сады, лесополосы, овраги и огороды жителей окраин, где жировал в больших количествах. Охотился я на вальдшнепа с подхода, то есть идёшь по редкому лесу, а лучше по просеке, готовый к внезапному взлёту перед собой вальдшнепа на любом участке леса, но обычно хитрая птица взлетала за спиной, когда её уже пройдёшь. Коричневая пятнистая окраска позволяла птице хорошо маскироваться, как не присматривайся, все равно сидящего вальдшнепа не увидишь. Я быстро приноровился к этому и успевал обернуться, чтобы взять на мушку, прямолинейно летящую птицу, плавно нажимал на спуск и успевал увидеть после выстрела падающую добычу. Долго рассматривал первого добытого вальдшнепа, ранее я не встречал такую птицу, но видел на рисунке на пачках дымного пороха " Медведь". Особо удивили большие черные пуговицы - глаза, посаженные ближе к затылку, а клюв был очень длинным и выгнутым, чтобы, видимо, удобней было доставать из-под листвы улиток, слизней и червячков. Охота длилась пока не заканчивались патроны, а они заканчивались быстро, так было их у меня около десятка, металлические гильзы приходилось заряжать самому, а о картонных я только тогда читал. После каждой охоты у меня на поясе болталось несколько вальдшнепов. Дома я важно отдавал их маме, а она все удивлялась, ощипав их и сварив лапшу, что от таких маленьких птичек жиру в лапше было больше, чем от большой курицы, да и вкус ни в чём не уступал куриному. Охотился я весной и на уток, которые водились только в соседней лощине, где протекала небольшая речка со странным названием "Луценки". Вставал по темноте, надо было по полям и вязкой пашне пройти километров пять, чтобы на рассвете застать на разливах прудов стайки уток и чирков, которые после выстрела пулей исчезали в утреннем тумане. Ещё могли налететь одна, две стайки чирков, треща и посвистывая и можно было заканчивать утреннюю охоту, так как нужно было долго ждать их возвращения. Уток, иногда, убивал, но только сидящих на воде, а по летящим "мазал", просто не было опыта в стрельбе по этим быстрым птицам, видимо неправильно делал вынос во время прицеливания. Но остались в памяти на всю жизнь те рассветы с запахом талой земли и неповторимым пением просыпающихся птиц, скорее всего жаворонков, прерываемого шелестящим свистом крыльев пролетающих сизокрылых красавцев селезней, привлечённых громким призывным кряканьем одиноких уток. Однажды весной Сергей Калашников, живший на хуторе Дубовском, пригласил меня на двухдневную охоту на уток в долину реки Калаус. Поднявшись ранним утром на горный перевал, мы увидели большую долину, с петляющей по ней небольшой речкой, которая в считанные часы после дождей могла превратиться в бурную и неуправляемую реку, сносящую все с пути. По этой долине проходил перелёт больших стай уток. Охота ожидалась хорошей, но, неожиданно, поднявшийся сильный ветер не давал идти вперёд, казалось, что очередной порыв поднимет тело и понесёт, как пушинку, вдоль гор по долине реки. Пришлось менять планы и возвращаться назад без трофеев, но впечатление от увиденного осталось навсегда. Своего первого зайца убил осенью на колхозной бахче. Водились на Кавказе в основном зайцы - русаки, которые намного крупнее зайцев - беляков, виденных мной в детстве в Казахстане. Летом трудно было увидеть зайцев из-за их серой окраски, да и высокая пшеница на полях, служила хорошим убежищем. А вот осенью после уборки зерновых поля просматривались на многие километры, что позволяло и зайцам заблаговременно увидеть охотника. Однажды осенью долго ходил по стерне убранных полей в поисках зайцев. Поднял несколько крупных русаков, но они пулей исчезали в лесополосах, не подпуская к себе на выстрел. Яркое солнце вызывало усталость и жажду, и я решил сходить на бахчу, расположенную на бугре напротив школьного пруда. Летом бахча охранялась, но мы все равно бегали туда за первыми арбузами, работая на школьном приусадебном участке во время практики. В эту пору бахча была убрана и не охранялась, но на ней можно было найти ещё много спелых небольших арбузов и дынек и я, охотясь, иногда заглядывал сюда, чтобы утолить жажду красной мякотью арбуза. Идя по бахче, я почти у самых ног поднял крупного зайца, стремглав пустившегося наутёк, прижав длинные уши к спине, видимо, чтобы видеть меня. Вскинув одностволку, прицелился по ушам, как учили опытные охотники, и нажал на спуск. Выстрела не слышал, а почувствовал только толчок в плечо и увидел, сквозь облачко порохового дыма, кувыркнувшегося зайца, тут же вскочившего и побежавшего в сторону, пьяно занося ноги в разные стороны. Я успел быстро перезарядить ружьё, и второй раз прицельно выстрелил в зайца и он упал замертво. Подбежав к нему и взяв зайца за уши, я почувствовал тяжесть добычи, затмевающей сразу вес всех добытых вальдшнепов и куропаток. Вся душа моя пела от такой добычи, хотя и немного жалко было этого зайца, пришедшего на бахчу полакомиться сладким, но я быстро забыл о жалости, представляя, как похвалят меня мои родители, да и сколько лет я мечтал об этом случае, когда сам добуду дичь. Связав зайцу ноги, я перекинул его через плечо, как когда - то в детстве и пошёл счастливый домой зная, что, идя по селу, многие увидят мой первый трофей. Много раз я потом охотился на разную дичь, но добытый первый заяц навсегда остался в моей памяти, как и все первое и важное в жизни каждого человека. Легко добытый заяц, как и другая дичь, как-то быстро забывались, долго помнилось то, что с трудом доставалось. Так, охотясь зимой, когда выпадал редкий для этих мест снег, я менял и тактику охоты на зайцев. Серый заяц - русак неуютно чувствовал себя на ослепительно белом снегу и плотно сидел, ничем не выдавая себя и можно было пройти рядом с ним, не подняв его. Приходилось менять способ поиска, то есть начинать тропить зайца, распутывать его следы, многочисленные петли и скидки в сторону. Сколько раз на последней скидке нервы зайца не выдерживали и он, взметнувшись, быстро убегал от охотника. Это всегда происходило неожиданно, видимо заяц видел, когда охотник смотрел вниз, распутывая оставленные ему ребусы на снегу и ослаблял внимание к окружающему миру. А, какую досаду и сожаление испытывал при этом каждый охотник, долгое время преследующий дичь! Это невозможно описать! Но чем и хороша охота, что надежда убить дичь не умирает, а какая-то невидимая сила толкает вперёд и вперёд, даже если ноги, иногда, уже не слушаются тебя.

На привале... Геннадий Табаков, 1966 г. Александровское.

Такая охота мне нравилась, работали не только ноги, но и голова, ведь надо было перехитрить зайца. Однажды, долго распутывая следы, я поднял русака и прицельно отстрелялся по нему. По кровавому следу я определил, что у зайца перебита задняя нога, подождав, пока заяц успокоится и заляжет вновь, я пошёл преследовать его, но он близко не подпускал и вскакивал, убегая от меня. Я стрелял, но не попадал, так как дистанция была не убойной. Так мы перемещались все дальше и дальше от дома, заяц ходил не по кругу, а убегал по прямой, но мне не хотелось бросать подранка с такой раной, зная, что он станет лёгкой добычей для многочисленных лисиц. Закончившиеся патроны не остановили моё преследование, и я шёл и шёл за зайцем, надеясь, что он истечёт кровью. И он подпускал все ближе и ближе, а у меня сил становилось все меньше и меньше, хотелось, есть, ведь я рассчитывал к обеду вернуться домой, приходилось горшенями посылать в рот мокрый снег, чтобы утолить голод и жажду. Уже в сумерки, собрав все силы, бегом побежал за зайцем, у которого уже не было сил убегать. Перевернувшись на спину, он приготовился защищаться оставшейся задней ногой, удар которой, как серпом мог располосовать живот любой лисице. Изловчившись, я схватил его за ногу и поднял, а заяц так громко и жалобно заверещал, что я от жалости чуть не бросил его на землю, но вспомнив, сколько сил и времени я отдал, чтобы догнать его, решительно добил, ударив палкой между ушей. Первое желание добить зайца прикладом я отмёл сразу, однажды видел, как сосед - охотник, ранивший лису, пытаясь добить её, ударил прикладом, но она отскочила, и удар пришёлся по земле. Сломав приклад, он долго ругал себя и лису, так как охота его на многие дни прекращалась. В обратный путь в тот день шёл на ватных ногах, а заяц казался таким тяжёлым, что возникала мысль бросить его, чтобы дойти до дома. Но я дошёл и победно бросил зайца на пол на глазах, обеспокоенных моим долгим отсутствием, родителей. Тяжело достался мне тот заяц, но он помог мне понять, что надо делать все, чтобы не оставлять подранков и учиться метко стрелять. Я чаще стал посещать тир, где стрелял по жестяным зверушкам из воздушки. Мой дядя, Константин Семёнович Петухов, работал Председателем районного ДОСААФ и часто организовывал проведение состязаний по стрельбе из стрелкового оружия. Однажды осенью, я участвовал в таких соревнованиях, проводимых под горой Голубинкой. Стрелять до этого из настоящей винтовки "Трёхлинейки" мне не приходилось, но я смело пошёл на огневой рубеж и, затаив дыхание, ловил на мушку чёрный круг мишени, находившийся на расстоянии более 80 метров и плавно нажимал на спусковой крючок. Выстрелы были резкими и сильно отдавали в плечо, но пули шли точно в цель. Призового места тогда я не завоевал, но был четвертым, получив грамоту и благодарность. Дома не сиделось в тот воскресный день и я, взяв ружьё, пошёл пройтись по близлежащим сопкам, чтобы развеяться от полученных впечатлений. Я сел на самой высокой сопке у Климовой Балки и любовался открывшейся панорамой, а на душе было легко и спокойно, и я мечтал о настоящем оружии, которое стреляет дальше и точнее, чем моя одноствольная "Тулка". Вдруг я увидел зайца, медленно бегущего на сопку по лощине прямо ко мне. Подпустив его поближе, я выстрелил. Заяц только перевернулся и остался лежать на месте. Довольный таким неожиданным подарком судьбы, я сидел и думал, что, когда хочешь найти зайца, он не попадается, но, когда его не ждёшь - сам приходит к тебе. Не сразу заметил, как вслед за зайцем появился на сопке, тяжело дыша, сосед с соседней улицы, по прозвищу "Кубышка", сорокалетний мужик с темным прошлым. Он сразу бросился к зайцу, схватил его в руки, заявив, что я убил его зайца, за которым он бегает с утра. Когда я заявил, что по правилам дичь принадлежит последнему стрелку, убившему её, он начал кричать, брызгая слюной, что я ещё пацан, чтобы учить опытного охотника. Потом, видимо зная свою неправоту, достал из кармана горсть дроби, перемешанной с крошками хлеба, и, с сожалением, протянул мне, как компенсацию за выстрел Я не взял дробь, но и не знал, что делать дальше, в такую ситуацию попал впервые. Немного подумав, сказал: "Подавись этим зайцем!" Шёл тогда домой с испорченным настроением, несмотря на так хорошо начавшийся день и думал, что охота для одних отдых и наслаждение природой, а для других только нажива. Твёрдо решил тогда для себя соблюдать правило: "Вышел на охоту отдыхать - не мешай отдыхать другим!" Это правило помогало мне во время охот отвлекаться от многочисленных служебных проблем и получать душевный отдых на природе.

На зимней охоте... Геннадий Табаков, 1966 г.

Охота все больше увлекала, как наркотик, от которого никогда не излечишься. Я стал читать книги об охоте, начиная с Тургенева и заканчивая современными писателями в журнале: "Охотничьи просторы". Каждый рассказ я читал по несколько раз, смакуя и представляя себя на месте героя, впитывая в себя крупинки опыта, передаваемые опытными охотниками. А найденная подшивка журнала" Охота и охотничье хозяйство" была перечитана от корки до корки. Теоретическую подготовку постигал быстро, а вот практическую - по крупицам собственного опыта, особенно в соблюдении мер безопасности на охоте. Не могу не рассказать об одном случае, чуть не закончившимся трагически для меня. Однажды я пошёл на охоту с другом Виктором Некрасовым, мы шли по обеим сторонам лесополосы, готовые к стрельбе. Вдруг у меня из-под ног поднялся русак и стал убегать по кромке, я выстрелил, заяц упал, но, когда я подбежал к нему, он вскочил и побежал на другую сторону лесополосы. Я бросился через кусты за ним, забыв о друге. Вспомнил о нем только после оглушительного выстрела в мою сторону. Это Виктор стрелял по выскочившему раненому зайцу, бежавшему прямо на него. Меня он увидел уже после выстрела, это я понял по его бледному испуганному лицу. Вгорячах я не почувствовал попадания дроби, только правую руку, державшую ружьё, откинуло в сторону. Дробинка попала прямо в мизинец и синела бородавкой. Ещё одна дробина попала прямо в мягкое место задницы. Меня спас густой куст, закрывавший меня. Аптечки с нами не было, пришлось перочинным ножом, обеззараженным огнём спички, выковыривать дробинки и присыпать ранку пеплом от сигареты. Виктор предлагал мне зайца, но я не взял, сказав, что последний выстрел был его. С тех пор, на каждой охоте, я строго соблюдал меры безопасности, а будучи сам руководителем охоты, начинал её с доведения мер безопасности, правил и способов предстоящей охоты, помня о том, что "бережёного - бог бережёт", как говорила моя мама. Пролетевшие два года учёбы в школе завершились выпускным вечером и получением аттестата зрелости. Для меня окончание школы и поступление в военное училище означали временное завершение моих охотничьих приключений. Впереди меня ждали настоящие боевые стрельбы из различных видов оружия, о чём я много мечтал в школьные годы моей юности.

НА ПРОСТОРАХ ПРИИРТЫШЬЯ

Окончив военное училище, я приехал служить в Омское Высшее Танко-Техническое Училище, которое дислоцировалось в Черёмушках на берегу Иртыша. Природа была здесь красивой, вокруг росли берёзовые колки, переходящие в сплошной лес. Гуляя по лесу, иногда видел зайцев, поднимал стаи куропаток, а в прибрежных озерках и затонах было много уток. Все это вызывало ностальгическую боль по охоте, в которую я втянулся ещё в детском возрасте. Учась в военном училище, я много стрелял из различных видов оружия, став мастером меткого огня. Но там стрельба велась по мишеням, а я мечтал о том, когда возьму в руки ружьё и вновь почувствую ту страсть, которая бывает только на охоте. В деревенском магазине купил двуствольную "Тулку", благо тогда разрешений для этого не требовалось. Испытал ружьё, стреляя по бумажной мишени, прикреплённой к глинистому обрыву на берегу Иртыша. Ружьё стреляло кучно и безотказно, а хромированные стволы были как зеркала. Единственным недостатком у ружья было наличие курков и чтобы разрядить его, приходилось опускать курки, придерживая их большим пальцем, рискуя сделать непроизвольный выстрел.

После пристрелки ружья... Геннадий Табаков, Омск.

В Училище был свой коллектив военных охотников, возглавляемый подполковником Еременко, преподавателем огневой подготовки. На одном из собраний коллектива меня приняли в члены Военно-Охотничьего Общества, после чего я получил новенький, с красными корочками членский билет. Каждую пятницу вечером охотники выезжали на коллективную охоту в угодья Омской области. Обычно выезжали на военном вездеходе ГАЗ-66 с брезентовым тентом, под которым охотники сидели на лавках или лежали на душистом сене, слушая анекдоты или охотничьи прибаутки. Охотились два дня, а ночевали в зале правления одного из колхозов, на территории которого мы охотились. Природа здесь была своеобразна, сплошных лесов почти не было, а преобладали берёзовые колки, охотиться в которых было удобно, коллектив мог почти окружить лесок, и зверю некуда было деться, уходя от загонщиков, кроме как идти на прорыв между стрелками. А основным зверем был заяц - беляк, которого было здесь много, благо кругом между колками засевались зерновыми культурами поля. Иногда попадались и огненные лисицы и все с завистью смотрели на того, кому посчастливилось отстреляться по этой хитрой красавице, а если кто успешно добывал плутовку, то все пожимали ему руку, как после совершенного героического поступка. Хорошо помню тот солнечный зимний день на одной из охот, когда и мне посчастливилось испытать те чувства, которые испытываешь, увидев мелькнувшее огненное пятно среди белизны снега и берёз. Номер мне достался посредине большой поляны у одинокой старой берёзы, и я сначала стоял и думал, что заяц не станет выскакивать на чистое поле, имея возможность обойти поляну по опушке леса. Но моя досада быстро рассеялась после увиденной лисы, которая по лесу бежала зигзагами, иногда останавливаясь и прислушиваясь к голосам приближающихся загонщиков. Я смотрел на неё, а меня бил озноб так, что дрожали от напряжения ноги и руки, мысленно же я просил её бежать на меня и она, как бы услышав это, подпрыгнув и подняв пушистый хвост трубой, большими скачками пошла прямо на меня. Вмиг успокоившись и затаив дыхание, я поймал лису на мушку и машинально сделал вынос вперёд, целясь зверю под ноги и мне казалось, что вижу её глаза, удивлённо округлившиеся от увиденного огня и облачка порохового дыма, вылетевшего из моего ствола после выстрела, сухо прозвучавшего в морозном воздухе. Лиса кувыркнулась, по инерции пролетев несколько метров вперёд и навсегда затихла, выделяясь ярким огненным пятном на ослепительно белом снегу. Первым моим желанием было побежать к трофею и посмотреть на первую в жизни добытую лисицу, мечту моих охотничьих грёз, но вспомнив правило не покидать место номера, стал ждать очередного зверя, которого ещё могли нагнать приближающие загонщики. И вот я несу тяжёлого лисовина, неповторимого окраса, с черными ногами, ушами и кончиком хвоста на обозрение охотникам, которые с восхищением рассматривали мой трофей и поздравляли меня, а я был в это время на седьмом небе от счастья и гордости за свой успех. Это не забудется никогда! Не могу забыть и первого зайца-беляка, вышедшего на мой номер на одной из первых охот в коллективе. Встав на номер, я замер, ведь каждое движение может выдать охотника. Сердце билось учащённо и тело, иногда, начинала бить судорожная дрожь, но не от холода, а от волнения. Загонщики, покрикивая и постукивая палками о стволы берёз, гнали дичь на номера. Мои глаза от напряжения, а может быть от белизны снега, слезились, но я пристально вглядывался в глубину лесочка, чтобы не упустить ни одно движение. Заяц появился неожиданно и бежал медленно, шевеля ушами и останавливаясь, чтобы прислушаться, встав на задние лапы. Он был ослепительно белый, только глаза, как черные пуговицы и черные кончики ушей предательски выдавали его. Подбежав к кромке леса, он сел, глядя на меня, видимо думал, стоит ли " идти на прорыв". Мне стало жалко его, и я махнул рукой, чтобы померяться силами на " равных", но заяц, схитрив, прыгнул в противоположную сторону и убежал в сторону загона. Досадуя и ругая себя за минутную слабость, я понимал, что подвёл коллектив, который моментально отреагировал на это, поставив меня в загон. Много, после того случая, я добыл зайцев - беляков, но помню всегда об этом, упущенном в благородном порыве. Тогда я мог охотиться не только в составе коллектива, но и самостоятельно. Частенько, в свободное от службы время, я бродил по окрестным берёзовым колкам в поисках зайцев. Судя по многочисленным следам, их было здесь немало. Попадались и следы лисиц, но в основном корсаков, отличавшихся от рыжих лисиц серой расцветкой и меньшими размерами. Охота в одиночку оказалась сложнее коллективной тем, что здесь надо было хорошо разбираться во всех тонкостях следовой тактики зверей и распутывать все ребусы из следов, оставленных ими в течение всей ночи. Сколько разочарований было после того, как найденная лёжка оказывалась пустой, видимо заяц раньше обнаруживал охотника и большими скачками убегал в безопасное место, посмеиваясь над неопытностью охотника. Но после первых неудач, сразу вспомнился тот опыт, который я получил ещё в школьные годы, охотясь на зайцев - русаков на Ставрополье. Здесь же водились зайцы - беляки, которые больше любили делать лёжки в лесу или зарослях кустарников, игнорируя открытые поля. Нельзя описать те чувства, которые появлялись у меня после обнаружения свежего следа, кажется, обострялся не только слух, но и зрение в предчувствии скорой встречи с дичью. Азарт охоты тянул вперёд, ноги непроизвольно ускоряли шаг, норовя пуститься в бег, чтобы ускорить долгожданную встречу с преследуемым. Так незаметно пролетал день, и часто приходилось возвращаться домой без дичи, досадуя на короткие зимние дни. После охоты усталость сковывала тело, и я еле переставлял ноги, казавшиеся двухпудовыми гирями, но в голове уже мысленно строил новые планы, как буду охотиться в следующий раз, чтобы не повторить ошибок прошедшей охоты. Охотился я в те годы часто, но большинство охот стёрлось из памяти, а запомнились только те, которые были необычными. Так, однажды, охотясь по берегу Иртыша на убранных капустных полях, я ранил крупного беляка, которого долго преследовал. Сначала заяц петлял по берегу, а потом по ледяным торосам замёрзшего Иртыша, делая там свои лёжки. Стоял солнечный день и бегущий беляк, как спутник на небосводе выделялся среди синевы торосов. Я далеко отстал от него, на лыжах было тяжело перемещаться среди торчащих многочисленных глыб льда, занесённых снежными сугробами, но видел все его финты и круги, которыми он пытался сбить меня со следа. Накрутив кружева следов среди торосов, заяц побежал к высокому обрыву берега, где была небольшая лощинка. На середине лощины он остановился, делая непонятные мне движения, казалось рыл нору или танцевал. Заинтригованно я наблюдал за ним, подходя все ближе и ближе. Сняв лыжи, стал подниматься по крутой лощине, держа ружьё на изготовке и удивляясь смелости зайца, подпустившего меня к себе так близко. Каково было моё удивление, когда я вплотную подошёл к зайцу и увидел его в петле, поставленной кем-то на тропе у воткнутой ветки. Он был мёртв. Такого финала охоты я не ожидал, сразу стало жалко зайца, боровшегося за свою жизнь, ловко уходя от моего преследования. Я, взобравшись на высокий берег Иртыша, сидел и думал, как коварна жизнь, что единственная петля, поставленная кем-то на пути, все равно нашла свою жертву, которая могла быть не только зайцем, но и обыкновенной охотничьей собакой. А сколько было снято мной петель в последующих охотах в лесах Калининграда и Литвы и, всегда, я не мог понять людей, добывающих зверей таким негуманным способом. Охота должна быть на равных, кто кого! Каждый дикий зверь должен иметь свой шанс, чтобы выжить, особенно в современных условиях, когда появились совершеннейшие средства передвижения и стрельбы. Это я всегда стараюсь донести до сознания молодых охотников, особенно тех, кто любит пострелять по всему живому в природе, не думая о наших потомках.

На берегу Иртыша... Омск, 1970 г.

Я часто вспоминаю одну охоту, которая вызывает у меня улыбку. Стояли рождественские морозы, которые инеем нарядили не только деревья, но и торосы льда, напоминая сказочные пейзажи. Несколько раз я выслеживал зайца, который меня уже неоднократно и хитро обманывал, безнаказанно уходя от выстрела. Решив твёрдо рассчитаться с ним, я ранним утром нашёл его след и долго распутывал многочисленные петли и скидки в сторону, пока не подошёл к норе в снегу. Заглянув в нору, ничего не увидел, пришлось вновь возвращаться к началу, более внимательно рассматривая следы, но опять след приводил к норе. Только на третий раз я, собираясь уже уходить, домой, ткнул лыжной палкой в нору и вздрогнул от снежного фонтана, вылетевшего вместе с зайцем, который пулей исчез под обрывом Иртыша. Такой наглости от него я не ожидал, что ещё более раззадорило меня. Всю ночь я крутился и думал, как обхитрить этого самоуверенного зайца. Утром следующего дня сразу наткнулся на свежий след "Косого", который мог отличить от всех других. На этот раз, прежде чем залечь, он долго бродил по торосам на льду Иртыша, и мне пришлось снять лыжи и нести их в руках. Часа три петлял по следам, пока не вышел на другой берег реки и издалека увидел на ослепительно белом сугробе бугорок снега и нору. Зная, что заяц лежит головой к своему следу, обошёл его на лыжах по большому кругу. Стараясь не шуметь, держа ружьё на изготовке, подошёл почти к самой норе и остановился, думая, что он выскочит опять в стороне. Попрыгав на лыжах над норой, я вновь опешил от неожиданности, только теперь заяц вылетел из-под снега между лыж и, как акробат в цирке, перевернулся в воздухе, приземлившись мордочкой ко мне и замер. Стрелять так близко я не мог, а заяц со всех сил, как по барабану, стал колотить передними лапами по лыжам. Я смотрел и удивлялся его смелости, явно этот заяц был не трус, каким его рисуют в сказках. Пришлось ткнуть его стволом ружья и сказать - "Беги храбрец!" Долго я ещё стоял, наблюдая за убегающим зайцем, довольный ничейным счётом в наших отношениях.

ОХОТА НА ГУСЕЙ

Охотясь на уток в Омской области, часто приходилось видеть пролетающие косяки перелётных гусей, которые обычно пролетали на большой высоте и были недосягаемы для нас. Вообще гусь очень хитрая и осторожная птица, добыть которую - мечта каждого начинающего охотника! Приехав служить в Группу Советских Войск Германии (ГСВГ), я впервые увидел ошеломляющее скопление диких гусей на скошенных кукурузных полях и, казалось, можно было оглохнуть от возбуждённого гогота и криков кормящейся птицы. Одни стаю улетали, а другие садились на поле, которое походило на полевой аэродром, утыканный многочисленными " кольями" из голов гусей на длинных шеях. Эту картину я наблюдал во время охоты нашего полкового коллектива военных охотников в районе местечка Линум. В этом районе было много больших водоёмов и прудов, окружённых высокими камышами. Небольшие лесочки, разбросанные на прибрежных полях, служили хорошим убежищем для кабанов, косуль, зайцев и фазанов, которых было здесь много. Я восхищался обилием увиденной дичи, обитающей на маленьких участках местности, чего не видел на внушительных просторах Западной Сибири. Иногда коллектив выезжал охотиться на гусей. Охотились обычно по берегу большого пруда, окружённого дамбами и каналами, на который вечером гуси возвращались после дневной кормёжки. Увидев высоко в небе прилетевшую первую стаю, я с удивлением смотрел, как гуси, стремительно, словно ласточки, начали пикировать к воде и ловко тормозя хвостами и лапами садиться на середину озера. А за ними прилетали все новые и новые стаи, повторяя предыдущие пируэты и наполняя воздух пронзительными криками, заглушающими все на свете в данном месте. Отдельные стайки делали круги вокруг озера, налетая на охотников, маскирующихся в камышах и только по облачкам порохового дыма можно было видеть из каких мест они ведут стрельбу. Первые выстрелы по налетевшей стае сделал и я, но гуси только стремительно взметнулись вверх, издав такие звонкие крики, как будто возмущались нарушенным порядком обычной жизни. Поняв, что дробью на такой высоте гусей не взять, я зарядил картечь. Прицелившись по первому гусю пролетавшей цепочки, выстрелил и увидел, что попал в последнего, который дёрнулся и начал медленно планировать, улетая вглубь камышей, где и упал, тяжело шлёпнувшись в воду. Радость от первого сбитого гуся сменилась сожалением от его потери и я решил стрелять только наверняка на малой высоте. Быстро наступала темнота, но гуси продолжали лететь и уже прилетали со всех сторон, быстро снижаясь к воде, несмотря на канонаду из ружейных выстрелов. Стреляя в налетающих гусей в грудь, я понял, как крепко перо этой птицы, как броня защищающее их от дроби. Видно было, что попадания были, но гуси только пугливо взмывали вверх, теряя выбитые дробью перья, вертолётиками опускавшиеся на землю. Пришлось стрелять "под перо" улетающей птицы, получив долгожданный результат. Гусь резко дёрнулся и камнем начал падать на землю. Он упал на озимое поле, а я, перескочив через канаву с водой, побежал за добытым трофеем. С большим волнением поднял с земли тяжёлого серого гуменника, стараясь навсегда запечатлеть в памяти величественную красоту этой, даже мёртвой птицы. В сгустившихся сумерках на меня неожиданно налетела стая гусей, которая шла на посадку, казалось гусей можно было достать стволом ружья. Я подпрыгнул, взмахнув ружьём и гуси, резко тормознув расширенными хвостами, как бы зависли надо мной. Спокойно прицелившись по одному из них, я выстрелил и увидел, как гусь камнем падает на поле, а за ним планирует другой, раненый этим же выстрелом. Бегать за ним с убитыми гусями я не стал, а добил выстрелом. Патронов больше не было, а гуси, как бы зная об этом, уже летели над самой головой, чуть не сбивая мою шляпу. В азарте охоты я пожалел, что не экономил патроны в светлое время, стреляя в гусей на большой высоте. Но это сожаление было недолгим, так как вес трёх убитых гусей говорил о том, что я и так получил хорошую награду за мечту, которая вмиг превратилась в реальность, оставляя в памяти неизгладимый след. Это была незабываемая охота! Читая рассказы про охоту на гусей, я знал, что его можно добывать не только на воде, но и на полях, где он кормится. Охотиться надо было с использованием " профилей" пасущихся гусей, вырезанных из картона. Нарисовав на пресс картоне около двух десятков силуэтов гусей и выпилив их лобзиком, я уговорил Евгения Большакова, председателя охот коллектива полка и своего соседа Николая Сава поехать со мной на охоту на поле, где мы видели накануне кормящихся гусей. Выехали затемно на легковой "Волге" (ГАЗ-21), недавно купленной Евгением, которая, несмотря на возраст, шла легко и мы быстро приехали в район охоты. Несмотря на темноту, быстро нашли скошенное кукурузное поле, в центре которого стали оборудовать небольшие окопчики, в которых можно было, лёжа на спине, хоть как-то замаскироваться. Большой окоп делать было некогда и я, быстро выкопав углубление в земле, замаскировал его соломой и обломками кукурузных стеблей. Потом, отмерив тридцать шагов, выставил картонные чучела гусей. Теперь важно было хорошо замаскироваться, так как рассвет приближался быстро и уже слышался вдалеке крик одинокого гуся - "разведчика", ведущего первую стаю. Я знал, что надо обязательно пропустить "разведчика", чтобы он не обнаружил нас и не подал тревожный крик стае, следующей на незначительном расстоянии за ним. И вот, на алеющем склоне небосвода появился первый гусь, который низко летел, периодически издавая громкие крики на одной ноте, сигналя сородичам об отсутствии опасности. Я вжался в землю, боясь шевельнуться, как будто " разведчик" рассматривает меня из прибора ночного видения, но гусь пролетел дальше и вскоре за ним проследовала первая стая, которая села в самом конце поля за нами. Мы ждали следующую стаю и не стреляли, договорившись, первый выстрел делать только по севшим гусям. Наконец, стали слышны галдящие крики, как бы переговаривающихся между собой, голодных после ночёвки на воде, гусей. Они появились внезапно из-за лесополосы и уже шли на посадку, прямо к выставленным чучелам. Сев поблизости, они стали гоготать между собой, подозрительно поглядывая на раскрашенных собратьев, в готовности вновь взлететь. Быстро сев, я вскинул ружьё и прицельно выстрелил в ближайшего гуся и он попытался взлететь, но второй выстрел его успокоил. Выстрелы напарников я не слышал, видимо они слились воедино, подняв такой грохот, что налетающая следующая стая шарахнулась в разные стороны, раздвоившись над нами. По полю бегали подранки, но гуси летели и летели, уже не боясь ничего, как будто их кто-то толкал вперёд, без права разворота и возвращения. Добив и собрав подранков, мы прекратили охоту. Неся свои трофеи к машине, мы походили на "челноков", нагруженных скарбом, а налетающие на нас стаи гусей, шарахались в стороны, шокированные неожиданной встречей с охотниками, нарушившими их покой на полях, на которых до этого, видимо, никто не охотился. Вспоминая эту охоту на гусей могу сказать, что больше я никогда не видел такого большого скопления непуганых гусей, жирующих перед перелётом на юг. Видел я позднее на полях Калининградской области большие стаи гусей, но они садились на полях для отдыха и постоянного места кормёжки у них не было. Попытки сделать засидки на поле всегда были неудачными и только на берегу Куршского залива можно было подкараулить небольшую стайку отбившихся гусей.

ОХОТА НА ФАЗАНА

Охота на фазана всегда считалась царской не только из-за редкости птицы, но и из-за её красоты. Фазан водится не везде, поэтому счастье поохотиться на эту птицу доступно не каждому. Ранее и я видел фазанов только на картинках или в зоопарке. Самец фазана (петух) имеет яркий наряд и длинный хвост. Его гусарская походка важна, когда он ходит вокруг невзрачной серой самочки, которая значительно меньше самца. Однако ноги фазана быстры, когда он убегает от охотника, видимо знает, что уязвим во время прямолинейного своего полёта. А крики петуха - самца, напоминают какие-то экзотические душераздирающие звуки. Впервые я увидел фазанов в природе, охотясь в Германии на косуль и кабанов. Фазан взлетал всегда неожиданно, почти из-под самых ног, громко хлопая крыльями, от чего я вздрагивал и завистливо провожал взглядом улетающую птицу. Стрелять по мелкой дичи во время охоты на зверя запрещалось, чтобы его не спугнуть. Однажды я организовал охоту на фазанов, взяв разрешение в военной комендатуре поохотиться в угодьях Линума, где преобладали поля, разделённые лесополосами, заросшими густыми кустарниками, любимым укрытием птицы. Прибыв в район охоты, мы заехали к местному егерю, который и показал нам места, где водились фазаны. Стояло тёплое бабье лето. Солнце, несмотря на осень, ещё хорошо прогревало землю. Природа была раскрашена яркими жёлто - оранжевыми красками, подсеребрёнными блестящей паутиной. В такое время не хочется сидеть дома, а тянет побродить с ружьём, наслаждаясь не только красотой природы, но и сладострастным предчувствием хорошей охоты. Перед охотой я тщательно проинструктировал охотников о порядке охоты и мерах безопасности при стрельбе по низколетящим целям, зная, что фазан иногда может лететь на небольшой высоте. Охотиться предстояло с подхода, то есть охотники должны идти цепью, стреляя по поднятым фазанам только перед собой.

Я инструктирую охотников... ГСВГ, 1975 г.

И вот, по моему сигналу все пошли вперёд, держа ружья наизготовку. Фазан очень крепко сидит, спрятавшись в любом пучке травы или в кустарнике и не всегда его можно поднять с подхода. Обычно на него охотятся с легавой собакой, которая, почуяв спрятавшуюся птицу, делает стойку, ожидая сигнала от охотника. Мы же охотились без собаки, надеясь, что сами поднимем птицу. Шли по большому полю, на котором в мочажинах росли островки высокой травы. Вот в этих островках прятались днём фазаны после утренней жировки на стерне убранных зерновых полей. Пройдя больше половины поля, стали терять надежду, что поднимем фазана. Первый фазан поднялся у лесополосы, не подпустив охотника на выстрел. Он пролетел на середину поля и опустился в небольшой островок нескошенной пшеницы, в диаметре не более двух метров. Я как раз шёл по центру прямо на островок. Сердце стучало так, что казалось его, услышит фазан и взлетит раньше времени. И, действительно, он взлетел, свечой поднимаясь вверх. Расстояние было убойным и я, вскинув ружьё, прицельно выстрелил в яркую птицу, которая дёрнувшись, резко стала снижаться, дотянув до канавы, заросшей высокой травой. Но каково было моё удивление, когда после выстрела из островка пшеницы поднялась крупная свинья, окружённая повзрослевшими рыжими поросятами и резво побежала по чистому полю от нас. Стрелять дробью не имело смысла, да и не хотелось лишать поросят их матери. Мы остановились и долго наблюдали за этой семейкой, поленившейся возвратиться после ночной кормёжки в лес и теперь, напугавшись, совершающей этот дневной марш - бросок в спасительную темноту далёкого леса. Продолжив движение, подошли к канаве, в которую сел фазан. Я ждал, что он вновь взлетит и не опускал ружьё, готовый к выстрелу. Но фазан не взлетал, хотя все ходили по канаве, ногами раздвигая жёлтую траву. Я по нескольку раз прошёл по тому месту, где приземлилась раненая птица, но безрезультатно. Жаль было оставлять подранка и я продолжал обследовать каждый пятачок земли. Фазан взлетел неожиданно за моей спиной, решив обмануть меня, но сил видимо не имел и летел как-то медленно. Мой выстрел был точен и он камнем упал на поле. Подняв яркую птицу, я любовался его красотой, твёрдо решив увековечить его в памяти. Ранее я читал в журнале "Охота и охотничье хозяйство" статью о таксидермистах, где раскрывались секреты изготовления чучел птиц. Вот и я решил попробовать изготовить чучело моего первого в жизни добытого фазана. Возвращаясь к охоте в тот день, скажу, что больше мы не добыли ни одной птицы, хотя и подняли несколько петухов в густом кустарнике, где попасть в них было очень трудно. Впечатление же от охоты осталось хорошее, что хорошо проявлялось за обедом, который проходил в виде пикника на остатках сухой соломы. Шуток и прибауток мы услышали много, особенно по поводу внезапно появившейся большой задницы свиньи.

Лично изготовленное чучело фазана... ГСВГ, 1975 г.

После охоты я аккуратно снял с фазана шкуру вместе с перьями, оставляя голову, ноги и хвост. Хорошо просолив, обработал все формалином. На другой день, после службы, весь вечер возился, делая каркас чучела, который обматывал ветошью и паклей, придавая нужный вид. В конечном итоге получилось чучело фазана, которое уже не имело тех сочных красок, которые присущи живой птице, но до сих пор стоит у меня в комнате, напоминая о тех прекрасных часах, проведённых мною на охоте

ПЕРВЫЙ КАБАН

Клыки первого кабана... ГСВГ, 1975 г

После ужина он довёз нас до нашего дома, где мы и выгрузили кабана. Поблагодарив нас за оперативную организацию охоты и пожав руки, он уехал, а мы ещё до глубокой ночи возились, разделывая остывшую тушу. С тех пор прошло немало времени, но я часто вспоминаю эту охоту, глядя на клыки секача, с которых-то и начал пополнять свою коллекцию.

ЖЕЛАННЫЙ ТРОФЕЙ

Много раз за годы службы в ГСВГ я участвовал в коллективных охотах на крупного зверя, но все охоты не опишешь, а хочется рассказать о необычных моментах, запомнившихся навсегда. Охотились мы на зверей обычно в лесных угодьях Райнсберга или Гюлен-Глиннике, где преобладали густые леса, насыщенные молодняками хвойных пород. Часто молодые ельники, видимо в целях их сохранения, обносились высокими проволочными изгородями, но именно в этих загонах скапливалось много зверя, пытавшегося найти там надёжное укрытие от охотников. Дело в том, что почти во всех воинских частях Нейруппинского гарнизона были охотничьи коллективы, поочерёдно охотившиеся здесь почти каждые выходные дни. Не все руководители охот знали, что за изгородью могут быть кабаны и олени, да и большие массивы, почти непроходимых густых ельников, требовали много загонщиков. Однажды, охотясь объединённым коллективом охотников из двух полков, мы прогнали несколько больших загонов в сосновом лесу, но почти безрезультатно. Увидели только несколько косуль, ушедших в обратную сторону загона и легко прошедших между стрелками, высоко подпрыгивая, а прозвучавшие им вслед запоздалые выстрелы, только ускорили их бег. На фоне тёмного леса хорошо были видны раскрытые белые " зеркала" их хвостов, как светлячки, метавшиеся то вверх, то вниз. Во второй половине дня, по подсказке немецкого егеря, решили прогнать один из таких загонов, огороженных от леса. Загонщики, перелезли между проволокой и, рассредоточившись, пошли между рядами ёлок, покрикивая на все голоса. Обычно в таких, почти полностью окружённых загонах, загонщики гнали туда и обратно, по опыту зная, что зверь не всегда выходит на номера в первом загоне. Так случилось и на этот раз. Пройдя до конца ёлочного массива и развернувшись, загонщики пошли обратно. Это можно было понять по вновь зазвучавшим их крикам после некоторой тишины, медленно приближающимся к нашим номерам. Я стоял спиной к загону у самых ёлок, как и все охотники на номерах, расставленных егерем вокруг питомника. А передо мной, где-то в пяти - шести метрах, стояла двухметровая изгородь, окружающая весь ёлочный массив, состоящая из столбов и натянутых между ними параллельных рядов проволоки. Вот на этой полосе и надо было успеть поразить пулей прорывающегося из загона зверя. Ещё не закончился загон в одну сторону, как я услышал за спиной треск сломанной ветки. Было ясно, что это крупный зверь, готовившийся идти на прорыв, учуяв перед собой стоящих охотников. Я стоял и думал, что это, скорее всего кабан, ведь только он мог преодолеть забор под проволокой, в отличие от крупного оленя, да ещё с рогами. Тело ощутило волнующий прилив адреналина, поступающего к конечностям, от чего дрожали напряжённые ноги, а руки, до боли в пальцах, стискивали двуствольную "Тулку". Перед охотой егерь предупредил всех охотников, что категорически запрещается стрелять оленя с большими рогами, имеющими более пяти больших отростков и заканчивающиеся букетом малых отростков, который называется "Короной". Разрешалось стрелять только по молодым быкам с рогами, имеющими до пяти отростков. Оленей я видел на предыдущих охотах только издалека и они казались мне маленькими, чуть больше косули, скорее всего это были самочки оленей или лани без рогов. Все громче слышались голоса загонщиков, приближающиеся все ближе и ближе к номерам. Вдруг я услышал сильный шум, казалось, летит большая стая гусей. Только потом я понял, что это шумели огромные рога оленя, откинутые назад и легко раздвигающие переплетённые ветки молодых ёлок. Олень, выскочив из ёлок, резко остановился на просеке перед изгородью. Это был бык с огромными темно-коричневыми рогами, имеющими большие отростки и завершающиеся "короной". Это я успел хорошо рассмотреть, так как он находился около десяти метров от меня, а далее за ним, метрах в тридцати стоял на соседнем номере егерь, который махал мне рукой, показывая, что нельзя стрелять. Олень, увидев движение, резко прыгнул назад, заскочив в ельник, но тут же, развернувшись, вылетел оттуда в огромном прыжке, как птица, легко перескочив высокую изгородь и быстро скрывшись в высоком лесу. Я стоял, ошеломлённый увиденным, забыв про ружьё. Егерь показывал мне большой палец, довольный тем, что я не стал стрелять. А я стоял и с сожалением думал, что потерял редкий шанс добыть такой желанный каждым охотником трофей.

Рога оленя... Желанный трофей.

Но вновь услышанный треск, только чуть подальше от предыдущего места, заставил меня насторожиться. Картина повторилась, только на просеке появился более молодой самец с рогами, так же остановившийся перед изгородью. Здесь я уже не смотрел на егеря, мгновенно оценив рога, вскинул ружьё и прицельно выстрелил. Олень, вздрогнув и не успев развернуться, резко осел и упал, а по телу его стала пробегать судорожная дрожь. Он пытался встать, но уходившие силы не давали этого сделать и он только бил по земле ногами, разбрасывая вокруг куски дёрна. Картина была не для слабонервных, но, несмотря на это, вся душа моя ликовала после удачного выстрела, а жалость, смутно тлеющая где-то в мозгу, при виде затихающего лесного красавца, сглаживала чувство радости. Вначале я рванулся к оленю, пытаясь добить его, но вспомнив правило запрещающее покидать номер, стал ждать окончания загона. Наконец все загонщики вышли на просеку и после сигнала о завершении охоты, я пошёл осматривать свой трофей. Егерь, отломив веточку у ёлки и помакнул её в кровь оленя, потом воткнул ею под ленту моей шляпы, крепко пожав руку, поздравляя с удачным выстрелом. Я был счастлив, видя улыбающиеся лица, подходивших поздравить меня товарищей по охоте. Этого не забыть никогда! Вы прочитали бесплатные 25% книги. Купите её, чтобы дочитать до конца!